Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
В страхе перед будущим Туве отправилась на вокзал попрощаться и пыталась выглядеть беззаботно, однако это ей не удалось: «Тогда появилась платиновая блондинка… может быть, я ждала чересчур многого от наших отношений?»
Любовь была полна разочарований. Туве сомневалась в своей способности любить и размышляла, может ли искусство и работа заполнить эту пустоту. Пребывая в глубокой депрессии, она сомневалась в такой возможности, но при этом осознанно пыталась сохранить надежду на лучшее и думала, что гениальный художник все же способен питать людей своим искусством, даже если его работы и отдадут людям не все, что могли бы. Все же ей самой творчество давало в жизни многое, и когда-нибудь в будущем, думала она, живопись поможет ей вернуть утраченную радость. Тогда она сможет снова веселиться, как и все, путешествовать и наслаждаться успехом, и когда-нибудь, надеялась Туве, она сможет понять это несчастное время. А сейчас она чувствовала себя только уставшей и одинокой.
Несколько дней спустя Туве написала, что вновь обрела силы. Она сделала выбор, и он окончателен: она станет художником, «и только художником, думаю, мне этого будет достаточно». Тапса вновь стал забрасывать ее письмами так же часто, как и раньше, но вот только Туве больше не писала о мужчине с такими чувствами и такими словами, как когда-то. Жизнь была тяжелой, депрессивной. «Из всех сезонов года ноябрь — самый тяжкий, а это вдобавок еще и военный ноябрь. Но скоро все окрасится в белый, надежда еще живет».
Она несколько раз встречала «светловолосую охрипшую подружку» Тапсы, как она ее называла, и та рассказала, что пытается вызволить Тапсу с передовой. «Не знаю, как, но надеюсь, у нее получится». В декабре Туве вновь задумалась над характером их отношений и написала: «Я хотела бы сжечь все мосты и хотя бы раз довериться чувствам, не оставляя полуоткрытой ни одной двери… Сияние исчезло, но я подарю нам что-то взамен — может быть». Сияние было эпицентром жизненной энергии как в любви, отношениях, так и в искусстве. Если сияние гасло, не оставалось ничего сколько-нибудь ценного. Все рушилось и становилось обычным, а этого она меньше всего хотела. «Увы тем беднягам, чье сияние пропало», — писала она Кониковой.
В марте Тапса вновь приехал в отпуск на две недели. Те же проблемы, что и в прошлый раз, снова повторялись в еще худших формах. Туве почти не видела его и ощущала себя обузой. Она ожидала его все вечера напролет. В последний вечер Тапса позвонил ей, пьяный, от своей подружки. Они обсудили их связь обыденно и по-дружески, как это обрисовала Туве: «Я спросила его, не хочет ли он быть свободным от обязательств в отношении меня, и Тапса был тронут и благодарен за это… Странно это все. Всю войну мы поддерживали друг в друге жажду жизни, писали друг другу порой ежедневно и рассказывали о том, какие прекрасные вещи будем делать вместе, как только у нас появится возможность, и он любил меня все семь лет, а теперь, когда он в отпуске, он направляется к хриплой блондинке с Робертинкату и благодарит меня за свободу! Но одно я знаю наверняка: свой долг ему я отдала сполна. Не так ли, Кони?»
Даже после случившегося Туве пыталась выстроить дружеские отношения с Тапсой, и у нее это получилось. Теперь, когда разочарования и страсть ушли, времяпровождение стало спокойным и приятным. Тапса отслужил, вышел на гражданскую службу и занимался иллюстрацией книги, которую переводила Туве. Но наступили праздничные дни с их горячительными напитками и вальсами, и благие намерения вкупе со стойким решением держаться исключительно в дружеских рамках позабылись. В письме к Еве Туве писала об «одном только разе, который не считается». Пробуждение и возвращение к реальности с ее никуда не исчезнувшими проблемами было болезненным. Одиночество казалось десятикратным. Туве хотела прекратить физическую близость, несмотря на желание Тапсы продолжать это «жульничество», как она его называла.
В следующем письме к Еве Туве высказала опасение в том, что, возможно, она беременна. Теперь уже Тапса обвинил ее в том, что она безбилетником устроилась на лучших рядах жизненного партера, не потрудившись заплатить за вход. В одно мгновение все перевернулось с ног на голову. Если бы она оказалась беременной, тут-то и настало бы время платить по счетам с процентами. С надеждой она писала, что, возможно, это всего лишь ложная тревога, и упоминала, что сама не понимает толком собственной пассивности. Она жила и ждала, по ее словам, но не делала того, что можно было бы сделать, хоть и не уточняла, чего именно. В то же время она рассуждала, как поступить с будущим ребенком. Она надеялась, что это будет девочка, вместе с которой она смогла бы отправиться куда-нибудь в более дружественную страну на поиски счастья. Ее пугала возможность рождения мальчика, поскольку приносить свое дитя в жертву войне она не хотела. Около недели спустя она отправила письмо с сообщением, что в этот раз девочки не будет, за что она безумно благодарна высшим силам.
Дружба между бывшими возлюбленными не прекратилась, даже несмотря на эти напряженные моменты. В августе Тапса получил возможность пять дней пробыть с Туве на островах Пеллинки. Фаффан, хоть и подчеркнуто против своей воли, разрешил ему погостить. На острове Туве и Тапса размышляли о жизни. Туве задавалась главными вопросами бытия и решала, что в жизни самое важное что человеку нужно: «Просто существовать? Разве этого достаточно? Не являются ли амбиции и честолюбие ложными тропами? Возможно, вещи, увиденные по дороге, так важны, что цель путешествия уже не имеет значения? Может быть, „уметь“ и „видеть“ так же важно, как и наслаждаться тем, что другие, более мудрые и искусные, придумали и сделали для нас; приспосабливаться к жизни как крошечная, незначительная часть единого целого, следить за разворачивающейся пьесой и дать солнцу светить».
«Ателье», 1941
Туве удивлялась общительности Тапсы: он со всеми находил общий язык, всем нравился и привлек на свою сторону всех и каждого на острове. Себя Туве ощущала совсем иной, нежели Тапса. Отношения с ним теперь были спокойными, но лишенными прежнего блеска, о чем она уже упоминала. Им было хорошо вместе — они привыкли друг к другу как старая семейная пара. Она по-прежнему размышляла о любви и ее утрате и пришла к выводу, что те два неудачных отпуска Тапсы и принесенные ими разочарования убили любовь. Одновременно она думала о том, сможет ли когда-нибудь дарить достаточно любви кому-то другому. Понимание и терпимость — то, что наилучшим образом отражало новое отношение Туве к Тапсе. Она писала об этом Еве: «Я отношусь к нему с новообретенной нежностью. Это не любовь — скорее тепло и доброта… Он больше не может сделать ничего, что обидело бы меня так же сильно, как тогда во время отпуска».
Тапсе очень нужна была поддержка, и Туве пыталась ее оказывать, хоть это и не всегда было просто. Время от времени он терял баланс, и его по-прежнему отличала маниакальность в стремлениях. Он говорил о том, что ищет правду, однако никто не знал, что именно он под этим подразумевал и к чему в конце концов стремился. Когда он надолго пропадал в очередной раз, Туве слегка саркастически отписывалась Еве: «Снова, похоже, ищет правду. Надеюсь, он найдет ее».
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
