От автора
Ребенок шевельнулся в первый раз. Движение легкое и в то же время ощутимое даже сквозь одежду, словно кто-то оттуда, изнутри, пытался сказать: это я! Будущая мать Туве Янссон, Сигне Хаммарштен-Янссон, прогуливаясь по Парижу, вышла на рю Гэтэ — улицу Радости. Еще не появившееся на свет дитя впервые заявило о себе именно здесь. Был ли это знак, предвещающий девочке счастливую жизнь? Как бы то ни было, ей суждено принести миру безмерную радость.
Время было трудным. Угроза войны нависла над Европой, словно тяжелая и душная пелена перед неотвратимой бурей. Но несмотря на это, а может быть, именно поэтому искусство переживало очередной период расцвета. В начале 1900-х годов в парижских салонах и творческих мастерских зарождалось новое искусство: кубизм, сюрреализм и фовизм, и в город буквально хлынул поток писателей, композиторов и художников, чьи имена воспоет двадцатый век: Пабло Пикассо, Жорж Брак, Сальвадор Дали и многие, многие другие. В эту пеструю компанию талантов входили и молодожены Виктор Янссон из Финляндии и Сигне Хаммарштен из Швеции, а вместе с ними и еще не рожденная малышка Туве.
Туве Янссон появилась на свет в Хельсинки 9 августа 1914 года, когда Первая мировая война уже охватила Европу.
При написании биографии автору приходится погружаться во внутренний мир другого человека и проживать его жизнь заново, будто в параллельной реальности. Погружение в мир Туве Янссон оставило во мне богатые и сильные впечатления, несмотря на постоянное осознание того, что мое присутствие, возможно, нежелательно. О Янссон написано множество биографий, исследований и диссертаций, в которых ее творчество рассматривается с разных точек зрения. Сама она этому не противилась, хотя и не проявляла энтузиазма по поводу ажиотажа вокруг своей персоны. Янссон часто повторяла, что если и приходит время писать о писателе, то лишь после его смерти. Но совершенно очевидно, что Туве Янссон была готова к дальнейшему исследованию своего творчества, поскольку она сохранила большую часть своей обширной корреспонденции, а также записных книжек и заметок.
Я встретилась с Туве всего один раз — в 1995 году, когда Янссон уже исполнился восемьдесят один год. Я занималась организацией творческой выставки, рассказывающей о Саме Ванни, художнике русского происхождения, умершем за несколько лет до этого. Меня интересовало общее прошлое Янссон и Ванни, которые были в близких отношениях с тридцатых по сороковые годы. Ванни был также и моим дорогим и любимым другом. К тому времени я уже успела защитить диссертацию по его творчеству. Я боялась, что у Туве не найдется времени или желания встретиться со мной, однако она согласилась меня принять. Мы расположились в ее ателье в Улланлинна и беседовали об искусстве, о жизни и о Саме. Туве вспоминала об их молодости и о том, как Сам учил ее живописи. Она упомянула и о совместном путешествии в Италию, и о жене Ванни, Майе, рассказала еще многое о годах их дружбы. Я получила ответы на свои вопросы, и вдобавок Туве пообещала подготовить для каталога выставки рассказ о том, как Сам, тогда еще носивший имя Самуил Беспрозванный, обучал ее владеть кистью. Вдруг Туве предложила мне выпить виски. И мы выпили, а потом закурили по сигаретке, как тогда было принято, и поменялись ролями. Теперь уже Туве расспрашивала, а я рассказывала о Саме, о его жене и сыновьях, о которых она, очевидно, мало что знала. Моя работа стала причиной того, что многие значимые для Туве люди перекочевали из ее жизни в мою. Так, например, я была близко знакома с Тапио Тапиоваарой, художником и бывшим возлюбленным Янссон. Встречалась я и с графиком Тууликки Пиетиля, и с театральным режиссером Вивикой Бандлер, которые были особенно значительными фигурами в жизни Туве Янссон.
Второй раз я оказалась в мастерской Туве, уже работая над этой книгой и занимаясь исследованиями архива Янссон. Больше всего меня интересовали ее письма и записные книжки. Я провела в мастерской много месяцев в полном одиночестве за чтением писем, которые нельзя было копировать или выносить из помещения. Мастерская была такой же, как и при жизни Туве. На мольберте по-прежнему стоял ее автопортрет, известный под названием «Боа из рыси» (1942), и с картины словно сама Туве внимательно и строго смотрела прямо на меня. На столе и на подоконниках россыпью валялись ракушки и лодочки из коры, а вдоль стен стояли огромные, от пола до потолка, шкафы, заставленные рядами книг. Тут же были сложены ее картины. Стены туалета пестрели газетными снимками с изображениями природных катаклизмов, тонущих судов и бушующих волн. Туве сама вырезала их из газет и журналов. Атмосфера дома была пронизана духом Туве.
За три десятилетия, которые здесь прожила Туве Янссон, накопилось множество писем. Самыми важными и интересными оказались те, что она отправляла Еве Кониковой в Америку: большая стопка листов папиросной бумаги, исписанных бисерным почерком. Некоторые строки были жестоко вымараны, буквально изуродованы цензурой военного времени. Ответов Евы в стопке не нашлось. Эти письма воскресили воспоминания о 1940-х годах, о войне и последующем периоде восстановления. Они дают яркое представление о том, что ощущала женщина, которая в то непростое время переживала расцвет юности, стремилась добиться успеха на профессиональном поприще и строить свою жизнь. И о том, что она чувствовала после того, как война закончилась. Помимо этих писем мне разрешили ознакомиться с записными книжками Туве и с ее прочей перепиской. Особенно важными для моей книги стали письма, адресованные Атосу Виртанену и Вивике Бандлер. Я также заметила, что сюжеты многих взрослых рассказов Туве берут начало в ее письмах и заметках из записных книжек.
После того как у меня появилась возможность с головой погрузиться в мир Туве Янссон, я захотела рассмотреть ее творчество в контексте того общества и ближнего круга, в котором она вращалась. Именно это определило мой подход и угол зрения при написании книги. Годы войны крайне важны для понимания жизни и творчества Туве Янссон. Туве пришлось так тяжело в это время, что впоследствии она даже отказывалась вспоминать о войне. Но потерянными эти годы все же не были, хотя порой она так утверждала. Именно тогда произошли самые важные события, касающиеся ее карьеры и дальнейшей жизни. Во время войны и по причине войны на свет появились первые истории о муми-троллях, произошло ее становление как художника, а также были созданы уникальные по своей смелости карикатуры и рисунки.
Название моей книги, «Туве Янссон. Работай и люби», взято с экслибриса Янссон. Работа и любовь — именно в таком порядке эти две важнейшие составляющие существовали в ее жизни. Жизнь и искусство Туве Янссон тесно переплетались между собой. Свою жизнь она писала на холстах и в текстах, из нее же она черпала близкие сердцу сюжеты, которые находила в друзьях, островах, путешествиях и в своих переживаниях-впечатлениях. Оставленное ею наследие огромно и крайне разнообразно. На самом деле здесь уместно было бы говорить о «наследиях» во множественном числе, поскольку Туве удалось успешно реализовать себя сразу на нескольких поприщах. Туве была успешной писательницей, иллюстратором, графиком, художником по костюмам, драматургом, поэтессой, автором карикатур и комиксов и, разумеется, знаменитой на весь мир сказочницей.
