В твоих глазах есть солнца свет, Есть синева и есть рассвет, Лишь только для меня в них места нет, —
пел Хвостатый.
Такие песни часто крутят в маршрутках, я слышал, на радио «Шансон». Их очень любят шофёры и всякие подозрительные личности, как сказала бы мама.
И вдруг Хвостатый остановился. Вернее, это Чапля его остановил — повелевающим жестом руки. Потому что он увидел меня.
— Ой, Костечка, — сказала Алка, не поднимая головы с Чаплиного плеча. — Приветики!
— Он у нас уже Костечка? — хмыкнул Чапля.
А я, между прочим, терпеть ненавижу, когда меня зовут Костечкой. Костечка Косточкин — ужасно.
— Ты что, Чаплечка, ревнуешь? — спросила Алка.
— Ещё чего! — процедил Чапля и плюнул на деревянный пол.
— Ой, не могу! Кто у нас тут ревнует, а? — Алка принялась его щекотать.
Она была его раза в два, а то и в три меньше — Чапля большой и толстый. Я даже испугался за Алку. Вот сейчас он наступит на неё своей ножищей и раздавит.
Но нет. Не раздавил.
Он просто взял Алку в руки и усадил на перила, как курочку на насест.
— Ты шизанутый?! — возмутилась Алка. — Мне высоко! — Она болтала в воздухе ногами.
Это её «шизанутый» меня приободрило.
— Не тронь её! — крикнул я и рванул на веранду.
Но Хвостатый был начеку:
— Куда прёшь?
Я стукнулся лбом о его значки. Чаплины френды захохотали.
— Ты че припёрся? — спросил меня Чапля. — Тебе мало показалось?
— Я за Аллой. Отпустите её!
Сам не знаю, как я так сказал. У меня просто вырвалось — смелость откуда-то взялась.
— Он за Аллой! Отпустите её! — передразнил меня Чапля тоненьким голоском. — Её тут никто и не держит.
— Врёшь! Отпусти, кому говорю! — У меня сами собой сжались кулаки.
И тут я представил себя Джейком из «Аватара». Вот я в джунглях Пандоры, и передо мной свирепый танатор. Я выжидаю, глядя ему в самые зрачки, потом делаю резкий выпад и бросаюсь ему в ноги. То есть в лапы. Я валю танатора и душу, душу его, душу! Нет, лучше я заношу над ним кинжал, а потом говорю хриплым голосом: «Отпусти её, каналья!» — это уже из «Трёх мушкетёров из Нахапетовки».
— Слышь, Алка, тебя тут кто-то держит? — Чапля обернулся на Тюльпанскую.
— Меня? — фыркнула Алка. — С чего ты взял?
— Ты понял, соплячок? Она тут добровольно, на общественных началах, так сказать.
Я проглотил соплячка.
— Пойдём, Ал, — просто сказал я.
Я хотел взять её за руку и увести отсюда. Не важно куда — просто попрощаться по-человечески, обменяться телефонами, все дела.
— Я фигею, дорогая редакция! — присвистнул Чапля. — Ну ты наглый! А может, тебе котелок отремонтировать?
— Отстань от него, Чаплечка. Он хороший мальчик. В меня только немножко влюблённый. Ты же влюблённый, Костечка?
Я вспыхнул. Она надо мной издевается?
Она надо мной издевается.
А как же тёмные аллеи? А как же тот поцелуй? Пускай в щеку, но всё-таки.
— Смотри, какой он стал красненький! Точно влюблённый!
Вся веранда разразилась хохотом.
— Ладно, паря, вали. Вмазать бы тебе по-хорошему, да руки марать неохота, — устало сказал Чапля.
И вдруг у него в кармане зазвонил телефон. Мой телефон — со Снуп Доггом! Алка что же, мой мобильник ему отдала?
Чапля по-хозяйски выудил его наружу и важно произнёс:
— У аппарата!
Только он «Ответить» не нажал, дубина.
Телефон продолжал звонить.
— Это меня! Дай сюда! — Я ринулся на веранду, ловко обошёл Хвостатого и вцепился в Чаплю.
Это был необдуманный поступок, рискованный. Но вдруг это Бабака звонит?
Снуп Догг рингтонил громко — на всего «Чебурашку» и окрестности. А между тем Чапле не составило труда вышвырнуть меня с веранды.
Тогда я сделал вот что: я выждал секунду, сделал резкий выпад и бросился ему в ноги.
Я повалил танатора, то есть Чаплю, на землю, и мы покатились. Кинжала у меня не было, оставалось одно — душить его и душить. Чапля тоже, наверное, подумал об этом. Он вцепился мне в шею, как майский клещ.
— Мочи его, Чапля! — орал Хвостатый.
— Бей его в бубен! — подзадоривали остальные.
И даже Алка что-то такое кричала, я не особо разобрал.
Потому что мне вдруг стало на неё все равно. На неё и на её рыжие каральки.
И на то, что она сейчас меня видит такого — побитого и в грязи. Пусть.
