Надо же, мой папка! С ума сойти! А он, кстати, ничего был в детстве.
И ещё выходило, что я и бабушку с дедом тогда во дворе видел — молодых ещё.
И «Москвич» это наш был, дедушкин. Вау!
И когда я всё это наконец понял, я подошёл к папе и обнял его. По-настоящему обнял, как лучшего друга.
Потому что мой папа и есть мой лучший друг. Пускай и большой фантазёр.
Мы опять ели мороженое, и папа опять рассказывал про своё интересное детство.
И я его слушал. Потому что оно и правда у него было интересное. Теперь я это точно знал. А потом я его спросил:
— Пап, ты зачем сменил фамилию?
Родители переглянулись.
— Кто тебе сказал?
Бабака наступила мне под столом на ногу.
— Сам догадался.
— Ты понимаешь, старик, я пока в школе учился, ещё ничего было. Стёпка Баран, нормально звучит. Никто даже не дразнил, боялись.
— Уважали, — поправил я.
Бабака мне чуть под столом за это ногу не оттяпала.
— А потом у нас пионервожатый был, Людочка. Так вот он отстоял для нашей дружины право, чтоб мы носили имя пионера-героя Тихона Барана. Был такой партизан в войну. Так меня Тишкой после этого и прозвали. Намертво ко мне эта кличка приклеилась.
— А дальше?
— В институте тоже было терпимо. А вот когда я устроился на работу, проблемы начались. Сам посуди, ну кто из пациентов к врачу-психиатру с таким именем пойдёт: Степан Баран. Понимаешь?
Мама прыснула.
— Ну а когда я познакомился с твоей мамой, будущей артисткой драматического театра, совсем стало невмоготу. Я, прежде чем жениться, мамину фамилию взял, твоей бабушки.
— Вот с тех самых пор все мы — Косточкины, — кивнула мама.
— А почему вы меня Костей назвали? Это же не имя, а сплошная ходячая тавтология!
— Это я так решил. — Папа посерьёзнел. — В честь друга детства, он без вести пропал в мае восемьдесят первого. Костян… На тебя похож как две капли! То есть ты на него, конечно.
Я схватился за голову.
— Сынок, тебе плохо? — всполошилась мама.
— Да нет. Просто устал. Поехали домой, на троллейбусе.
Уже на выходе, когда папа расплачивался у прилавка, я услышал:
— Без сдачечки глянете?
— Да, сейчас посмотрю.
— Вот спасибочки!
Я обернулся.
Из-под колпака у мороженщицы торчали каральки. Рыжие.
А говорила, артисткой стану.
Интересно, папа её узнал?
— Ой, моя любименькая! — сказала мороженщица и прибавила на колонке громкость:
…И зимой и летом Небывалых ждать чудес Будет детство где-то, Но не здесь! И в сугробах белых, И по лужам у ручья Будет кто-то бегать, Но не я.
