одежду на встречу. Негоже встречаться с агентами в неглиже или в пахучем черепашьем костюме.
– А можно мне адвоката и переводчика? – хотя у меня вполне уверенный английский, но подобное никогда не помешает.
– Давай пока так поговорим, – переглянувшись, предложили агенты. – Как проходила твоя первая ночь? – спросили они с явным подтекстом.
– Не очень, – тоже вполне красноречиво ответила я.
– Мы наслышаны, – сказали они.
Один из них был азиатом, как и мой муж, отчего по большей части я невольно обращалась к нему. Его звали Джеймс Чэн. Я говорила, что не знаю о многих делах своего мужа, потому что он строго придерживался правил своей культуры, предполагающей скрытность и минимум информации. В семье царил абсолютный патриархат. Он соглашался, что подобное возможно. Однако в его семье все не так, говорил мне он. Представителем ФБР был человек по фамилии Билок. Я заподозрила его в славянском происхождении, но, конечно, не надеялась на поблажки в связи с этим. Человек с военной выправкой, за плечами которого не одно оперативное дело. Представитель наркоконтроля был самым загадочным. Пожилой человек такой внешности, которая забывается через несколько минут, даже если ты до этого рассматривал его в упор долгое время. С ним я практически не общалась ввиду выбранной им позиции. Он сел прямо позади меня и просидел так всю встречу. Он избрал себе роль вечно не понимающего до конца человека, проще говоря, «косил под дурачка». Было ощущение, что никто, включая меня, не знает до конца, зачем мы здесь собрались.
– Не бойся нас, – сказал Джеймс Чэн.
– А я и не боюсь, – сказала я. И громко засмеялась.
Разговоры с подобными людьми всегда непросты. Даже когда беседуешь с одним следователем, нужно всегда по десять раз перепроверять, что он записал за тобой. А тут их трое. Я периодически напоминала им об адвокате, они уводили разговор в сторону. Я только хотела что-либо спросить, как меня засыпа́ли вопросами со всех сторон. Я даже не знала, на кого смотреть. Все тело ныло от синяков, и я даже поймала себя на мысли, что хочу побыстрее вернуться в грязный изолятор и просто полежать; голова кружилась со скоростью вертолетного винта… Слово за слово они обманным путем уговорили меня подписать отказ от правила Миранды, которое включает право на адвоката, принятие и понимание внешних требований и так далее. И это при том, что у меня есть юридическое образование. Впрочем, в «при том» стоит включить и мое общее состояние: боль от избиения, низкое давление, джетлаг, постоянное чувство голода, отсутствие сна, дикий холод бетонной камеры, яркий давящий свет 24 часа в сутки, постоянные крики и вопли вокруг, неудобная бетонная «койка», полная антисанитария и прочие прелести тюремной жизни в «самой демократичной и гуманной стране в мире»…
Чем же закончился наш диалог? Можно сказать, на позитивной ноте.
– Есть два типа людей, – начал агент из отдела по борьбе с наркотиками, – те, которые относятся к Картелю, и те, которые не относятся. Кто ты?
– Я – второе, – поспешила ответить я.
– Я вижу, что ты хороший человек, – продолжил агент. – Но ты же понимаешь, что есть некие бюрократические проволочки. Неважно, мы их решим – и тебя отпустят домой. Но это может занять некоторое время.
– О’кей, спасибо.
Я веду себя достаточно спокойно, так что надеюсь, что меня скоро переведут в general population – общие камеры. Но засыпать в синяках придется еще долгое время. Я вся как светофор или палитра художника. Лампа продолжает бить прицельно в лицо. Я всегда умела даже в самых дурацких ситуациях находить хоть что-то хорошее. Сейчас я пытаюсь, но не выходит. А может, и хорошо, что не выходит. Может, действительно порой нужно посмотреть ситуации в лицо и сказать: «Да, это однозначно плохо, я не буду искать этому оправданий, приукрашивать или выискивать что-то положительное». Жаль, что подобные мысли не приходили мне в голову раньше…
Конец января, 2015 год. Вашингтон, DC. Мы грузим наши вещи в «мой» новенький «мерседес». Мы переезжаем в Хьюстон, штат Техас. Джо обещает незабываемую поездку до Хьюстона в качестве компенсации за отсутствие медового месяца. Поездка и в самом деле оказалась незабываемой… Сложно забыть все крики, оскорбления, толчки и пинки, которые мне щедро раздавал супруг. Причем их количество росло в геометрической прогрессии с ростом расстояния от Вашингтона.
Но не бывает темного без светлого. Наш мир не однозначно черный или белый.
Брак с Джо вообще очень напоминал американские горки – дух захватывало все время, эмоциональная амплитуда была колоссальна: от леденящего, сковывающего все тело страха и ужаса до чистой, нежной, детской радости.
3
Меня наконец перевели из изолятора. Я ожидала одиночную камеру, но меня подселили к одной немолодой женщине. Камера чуть больше, но обстановка та же, только добавилась boat – пластмассовая кровать-лодка на маленьких ножках, в которой мне предстояло спать. Моя спина заныла уже при взгляде на нее. Пожилая женщина спала на бетоне. Она с ходу начала рассказывать страшные истории про ФБР, про их жестокость и коварство. Как у нее погиб сын и они схватили ее прямо на его похоронах. Она уже сидела до этого и взахлеб делилась со мной самыми неприятными ситуациями. Говорила, что при любом удобном случае надо сотрудничать с властями, иначе все будет еще хуже. Однако я заметила, что охрана с ней обращается довольно лояльно. Сложно объяснить, в чем это проявлялось, – это просто чувствуешь. Я понимаю, что моя чувствительность сильно повысилась. Я стала очень чутко слышать. Я читаю многое по интонациям, походке, жестам. Плюс пять лет изучения физиогномики не прошли даром… Хотя, может, это я все придумываю – и она действительно хочет мне помочь, как-то подготовить. Как Хэта или Присцилла. Впрочем, как раз Хэта меня предупреждала, что ни один заключенный не расспрашивает другого о его деле столь подробно и детально. А эта женщина прямо-таки закидывает меня вопросами. Но это первый человек после моего заключения сюда, с кем я могу пообщаться на равных. И потому невольно я проникаюсь к ней неким намеком на симпатию. Доброе слово и кошке приятно, как говорится. А общее несчастье сближает людей гораздо быстрее и проще общего счастья. К тому же она делится со мной кофе и шампунем. Пока что у меня совсем ничего нет. Как я узнала, это общая огромная проблема российских заключенных в Америке. В России не предусмотрено никакой системы, чтобы переводить деньги в тюрьмы США. Нужно искать третье лицо. Находясь в тюрьме в стране, где у тебя нет никого, это весьма проблематично.
Нас выводят на полтора часа в общее помещение со столами и пластиковыми креслами. Вокруг – камеры,
