издала ласковый звук наслаждения лежать на его груди, и их взгляды встретились.
— А теперь расскажи мне всё, красавица, — прищурился довольный Пётр.
— А я расскажу. Тебе понравится, — хихикнула она и с расслабленным вздохом снова легла головой на его плечо.
— Не говори только, что просто проверяла на верность. Будет первый в жизни скандал. А дальше… Ты не могла бросить детей, верно? — давно наболевшее Пётр всё же хотел высказать теперь и, не узнав всю правду немедленно, не сможет уснуть. — Меня ладно, но не детей.
— Я и тебя бы не бросила. С чего вдруг? — приподнялась Иона, а в этом удивлённом взгляде он увидел многое: она не исчезала по своей воле.
Иона рассказала, что очнулась в совершенно незнакомом месте. Как её похитили, как не проснулась, что использовали для этого — не знала. Рассказала, что бежать удалось тоже при странных обстоятельствах. Держали её в подвале какого-то деревенского дома, а в один из дней просто оставили всё открытым и ушли. Никто не следил, никого Иона не обнаружила, но когда убежала, увидела рядом дворец Разумовского…
— Так и пришла туда тайком, встретилась с Габриэлой, — вздохнула Иона вновь, рассказывая дальше. — Узнав, что ты там был, искал и уехал за мной в Петербург, я поняла куда держать путь. Ты подумал, что я бежала туда. Мы разминулись. А потом мы с Габриэлой проникли в монастырь… мужской, — прищурилась она, надеясь, что муж поймёт намёк, а он спокойно лежал и слушал её рассказ, подложив руки под голову. — Одежду… одолжили у них. В схимников переоделись… Что ты молчишь?
— Я слушаю, — улыбнулся Пётр с умилением. — А дальше?
— Негодник, — поражалась Иона, но не могла перестать улыбаться от счастья видеть его вновь перед собой и ощущать любовь. — Ты был в том монастыре? Это я на тебя натолкнулась? Ну же, — толкнула она его в грудь. — Признавайся!
— Монастырь — место откровений, — хихикнул он.
— Я тебе устрою монастырь, — прищурилась Иона. — Сознавайся, как тебя туда занесло?
— Ладно, был бы монастырь женский, а к мужскому что ревнуешь? Не надо, — не выдержал Пётр и недолго смеялся, после чего лёг набок, подперев голову рукой, и вздохнул. — Да, это был я. Мы с Тико остановились там на ночлег. Дорога дальняя, нас приютили, а заодно, узнав, что сыщики, попросили помочь в одном деле. Книга там одна гуляет по рукам, мы её отыскали. И все. Жаль, я в нашу последнюю там ночь не знал, что ты проникла туда же, в монастырь. Чего это ты к мужчинам полезла?! — шутливо прищурился он. — Но потом догадался, кто схимники, что это ты следишь, не изменяю ли я по дороге. Мы с Тико ещё сегодня вечером вас обсуждали. Видишь, даже бог тебя в мои руки слал.
— Вы догадались?! — была поражена Иона. — Как?! Мы были на расстоянии и скрывали лица.
— Сопоставили некие факты, — снова прищурился её милый. — А ты всё ещё не поняла, что я могу видеть многое? Кстати! А как ты отворила эту дверь? Я запирал её на ключ.
— Твой ключ на полу, — указала она рукой на лежащий на полу ключ.
— Да, но как?
— Габриэла научила пользоваться шпильками. Вот и открыла дверь, — хихикнула Иона вновь. — Она научилась от служанки, которая помогала ей в своё время убегать, чтобы встречаться с Карлом.
— Карл Герцдорф, — кивал Пётр. — К нему она и побежала с тобой в Петербург… Да, да, я повторяю, чтоб запомнить, — улыбнулся он и, прижав вновь в свои ласковые объятия, добавил. — Научишь женским премудростям… Полезная вещь — шпильки! А дома надо замки новые заказать.
— А ты думал, мы только для волос эти вещицы использовать можем?! — стала Иона покрывать его лицо и шею поцелуями.
— Ммм, — промычал от наслаждения он. — Ты кладовка тайн…
— Хорошо, не сундук, — хихикнула она, а любимый, перевернув под себя, снова стал пылко дарить ласки и поднимать до небес восторга, уносясь в совместном танце тел к сказочным ощущениям вечной любви…
Глава 29 (голубки…. притяжение…)
Наше утро с тобой –
Цвет любви, счастья цвет.
Лучезарный взгляд твой
Для меня что рассвет.
Тебя рядом вдруг нет,
Грусть, тревога томит.
Страх остаться навек
Без тебя — сердце болит…
Пётр стоял у раскрытого окна, думая только о своей любимой. Она вернулась. Она рядом. Она ещё спит в тепле постели. Разлука, которую им пришлось пережить в страхе и надежде за спиной, и снова переживать всё это очень не хочется. Слишком часто судьба уже разлучала. Слишком больно каждый раз и невыносимо бояться не увидеть любимые глаза, сияющие жизнью и счастьем перед собой… Такого больше не должно произойти…
Нежным тёплым дуновением ветер коснулся стоящих в вазе на подоконнике цветов. Их лепестки тут же взметнулись с ним и стали кружиться по комнате в танце. Словно одарили доброй магией, чтоб разлуки больше не было, и легли к ногам Петра. Он с удивлением и восторгом видеть всё, как некое волшебство, улыбнулся и не заметил, что любимая уже проснулась.
Иона с умилением смотрела на него, медленно приближаясь. Она тихонько ступала босиком по прохладному деревянному полу, не наступила ни на один лежащий там лепесток. Те несколько, что ещё кружились в воздухе, легли на её распущенные волосы, которые русыми волнами ласково касались оголённых плеч, а Иона, осторожно убрав их назад, приспустила рукава ещё ниже и кокетливо предстала перед оглянувшимся супругом.
Любимый…. ненаглядный…. единственный!
Взгляд Петра светился тем же счастьем видеть любимую перед собой. Заключив друг друга в объятия, трепетные и всё говорящие без слов, оба ещё долго целовались. Это наслаждение и пожелание волшебством истинной любви прекрасного утра им обоим хотелось продлить…
— Я с тебя глаз не спущу, — прошептал пылко Пётр. — Спать не буду, пока не дома.
— Я тоже, — улыбалась счастливая Иона в его объятиях и прижалась ещё крепче, уткнувшись лицом в его грудь.
— Давай договоримся? Мы уже столько лет вместе. Неужели, я не заслужил твоего полного доверия? Я с ума чуть не сошёл, когда ты пропала. И нет измен у нас, и не будет, верь. То, что чуток проверила, прощу. Я бы не хотел никаких измен и мыслей он них…
Иона смотрела в глаза любимого и видела отчаяние, потерянность, каких не было никогда. Что-то кольнуло больно в душе. Стало страшно… Потеряет его? Его любовь? Нет… Нельзя так думать. Ведь он прав… Измена — страшное слово. Нет, её не должно быть в отношениях ни в каком виде. Но она есть. Пусть
