не у них, нет, но есть… Хотя бы в семье Врангелей. А так совершенно не хочется, нет! Как, как в пяти минутах от счастья, всё не потерять?…
— Прости меня, Петенька… Оправдаюсь немного. Ведь не сразу знала, где ты. Монахом был, почувствовала, а потом, как увидела в трактире, решила пока обождать, наедине сюрприз сделать… Боюсь стареть? — еле слышно вымолвила она, повергнутая в шок, страх.
Только его взгляд сейчас и вселял веру в то, что любовь жива и не умрёт так просто, что прощает любимый ей все прихоти, но хочет доверия. Сам доверяет и любит бесконечно и с годами лишь крепче, и она, ведь, — тоже…
— Я люблю тебя. Знаю, и ты любишь. Какая старость? Всё будет и дальше, как мечталось, лучше, — погладил и поцеловал её милый, всё так же нежно и с теплом. — Доедем до Петербурга, оставим графиню Врангель в надёжных руках, и домой. Нас ждут дети, родные. Там наше счастье было и будет. Ну, а стареть нам Машенька не даст!
— Голубки должны вернуться домой, — взглянула с нежностью Иона. — Мы.
— Да, — выпустил Пётр её из объятий и отошёл к столу, на котором под платком стояла птичья клетка. — И эти голубки…
Он снял платок, и подошедшая Иона, уставившись на сидевшую там с двумя птенцами знакомую голубку, восхитилась:
— Она всё время была здесь!
— Мне вчера некогда было с тобой разговаривать, — пожал плечами Пётр, и оба засмеялись от радости, счастья, что переполняли их души.
Всё теперь будет чудесно!
Они собрались скорее, чтобы продолжить путь. Чем быстрее окажутся в Петербурге и помогут Габриэле, тем быстрее вернутся и домой…
— А птенцы, я прям удивлена, я в восторге, — сказала Иона, когда стояла вновь перед клеткой в дорожном платье, а не в балахоне схимника поверх одежды.
В соседней лавке им удалось прикупить подходящие наряды, а украденные отправить почтовой каретой обратно в монастырь с письмом с извинениями…
— Двое птенцов! Наверное, мальчик и девочка.
— Ты всё ещё хочешь голубей нам домой? — спросил Пётр.
— Да, — робко улыбнулась Иона. — В них что-то есть. У нас с ними какая-то магия.
— Уже и чужие притягиваются, — шутливо выдал он.
— Это совпадение, — засмеялась Иона. — Никто к нам не притягивается.
— Что ж, — более легко вздохнул её милый. — Пора вернуть всех домой, включая голубков, и жить спокойно дальше.
— Я сообщу Габриэле всё и выйду с ней. Думаю, она тоже уже переоделась.
— Хорошо, мы с Тико будем ждать на дворе.
— А где кони? — вспомнив, что любимый путешествовал, как и она, в почтовой карете, удивилась Иона.
— Коней мы оставили в монастыре. Там помогли раскрыть кражу, выследив деревенского мальчишку, который воровал в монастырской библиотеке книги, — кратко рассказал Пётр, ещё больше удивив любимую:
— Вот как?! Ты притягиваешь не только голубей, но и дела.
— Всё случайно. Все встречи тоже, — улыбался он, но Иона, заключив его в объятия игриво прошептала:
— Нет, нас судьба сводила.
— Свела, — жарко припал он к её губам поцелуем…
Глава 30 (записка…. голубка…)
Весна тепло ведёт,
Приятный Запад веет,
Всю землю солнце греет,
В моём лишь сердце лёд,
Грусть прочь забавы бьёт.*
Тико с выражением и на русском языке прочитал наизусть стихотворение сразу, как только Пётр вышел на двор. Они покидали почтовую станцию, постоялый двор. Иона и Габриэла должны вот-вот тоже выйти сюда, и тогда все вчетвером будут снова держать путь в Петербург, но теперь вместе.
— Ах, друг мой! — раскинув руки, глубоко и свободно вздохнул довольный Пётр.
Он поднял взгляд к небу и улыбнулся:
— Любовь сильна, как молния, и без грому проницает, но самые сильные её удары приятны!
— Я Ломоносова вашего обожаю, — Тико согласился с процитированными словами великого человека. — Но где же любушка твоя?!
Пётр пожал плечами и помахал рукой ждать извозчику их почтовой кареты, который был готов отправиться в путь. В тот же момент из дома постоялого двора вышла Иона. Она медленно приближалась, выглядела крайне напуганной или во власти некоего шока и несла в руках какую-то бумагу.
— Милая?! Что случилось? — тут же подошёл к ней Пётр и принял записку. — Что это?!
— Вы нашли друг друга, вы должны вернуться домой. Благодарю, что помогли, дали веру в лучшее, я увижусь с Карлом, а после, уверена, он поможет мне вернуться к детям. Я не останусь в Петербурге надолго. Всё буде чудесно! — прочитал он и оглянулся на удивлённого друга. — Она уехала! Бежала! — взглянув резко на супругу, Пётр встряхнул запиской. — Ты её научила!
Иона лишь виновато опустила взгляд.
— Мы всё равно туда поедем, — улыбнулся с поддержкой Тико.
— Я не могу позволить, — мотала головой Иона. — Я должна её найти, помочь. Да и Колумбина у нас, ведь я хотела сейчас, в карете, сделать сюрприз и показать ей голубку!
— Я понимаю. Мы едем в Петербург, ищем этого барона и её, — успокаивающе ответил ей любимый.
— Да, — наполнилась она верой и даже немного успокоилась.
Пусть и переживал каждый за то, как Габриэла доберётся до Петербурга, до возлюбленного одна, но Петербург был уже совсем рядом. Это безумное поведение Габриэлы тоже каждый понимал. Любовь часто заставляет поступать иначе, не так, как планируется или хочется, а так — как зовёт поступить душа или сердце… Порой безумно, необдуманно, с ошибками…
Весна летит, и вслед за ней
Амуры с матерью своей.
В природе всё живится вновь:
Там средь кусточка
Два голубочка
Блажат любовь!
Семнадцать минуло мне лет,
Пустым казался весь мне свет;
Не знал Венеры я оков,
С презреньем видел
И ненавидел
Кого ж?.. Любовь!
Но Клою лишь узрел я раз,
Стал пленником её зараз;
Внезапный огнь зажёг всю кровь,
Узнал мученья
И утешенья,
Узнал любовь.
Ах! Кто с горы меня манит!
Не Клоя ль?.. Сердце всё дрожит,
Её то стан… её то бровь…
И цвет прекрасный…
К утехе страстной
Спеши, любовь!**
Иона пела, придерживая рядом с собой клетку с голубкой и её двумя птенцами. Тряска в карете мешала спокойно путешествовать. Тревога в душе и за Габриэлу, и за безопасное путешествие птиц не давала покоя, но хотелось верить в лучшее и Ионе, и её супругу, и сопровождающему их другу.
— Колумбина, — ласково улыбнулась Иона голубке. — Мы обязательно вернём тебя хозяйке. Она так тебя любит. Ты символ любви, дитя надежды на светлое. Да, — кивала она. — И детки твои такими будут. Они тоже будут нести в мир любовь и свет.
Голубка же спокойно сидела в клетке, словно всё понимала. Она обнимала под
