Из-за клетки с голубкой, которую везли с собой, им пришлось сменить вид передвижения. Медленно, но верно приближались они к Петербургу и несказанно были рады, когда остановились на последней почтовой станции перед тем, как въедут в столицу.
Арочный проезд на широкий двор, белокаменное построение зданий станции и постоялого двора… Всё выглядело аккуратно и уютно. Только слова станционного смотрителя и заставили пока остаться именно здесь на ночлег:
— Лошадей нет. Извольте ждать…
Глава 27 (интриганка…. смутили…)
Надвинув получше капюшон на лицо, Иона смотрела на сидевшую рядом и точно так же прячущуюся под видом схимника Габриэлу. Они остановились на постоялом дворе и ужинали в общем зале трактира. Здесь было уютно, аккуратно. Просторных два зала и бильярдная. Здесь приезжие могли с удобствами отдохнуть и поесть.
Подруги ужинали этим вечером и украдкой подглядывали в сторону точно так же ужинающей в стороне у окна пары мужчин. Они сидели на довольно дальнем расстоянии. Слышно не было, о чём говорили, да и в самом зале, где было много народа, стоял гул, суетились приятно одетые и вежливые половые…
— Они здесь, я в шоке, — наклонившись к подруге ближе, тихо проговорила поражённая Иона.
— Успокойся, — улыбнулась Габриэла из-под капюшона. — Подойти стоит к ним и всё. Ты же видела, он был тебе верен весь путь сюда… Мы скоро в Петербурге будем, надо быть вместе.
— Ты права, — вздохнула Иона и краем глаза вновь оглянулась на тех мужчин, кем приходились Пётр и Тико. — Подождём чуток. Я к нему ночью проберусь.
— Ух и интриганка ты, — тихо засмеялась Габриэла, а Иона поддержала смех. — Тише ты! Схимникам положено смеяться?
— Нет, наверное, — хихикнула Иона как можно тише. — Всё, делаем вид, что мы серьёзные.
— Я чувствую себя девочкой. Мы как дети.
— Иногда можно и ребячиться.
— Ты права…
Подруги тихо разговаривали, не спеша ели, и никто не обращал на них внимания, кроме тех, кого они обсуждали…
— Мне кажется, или нас преследуют монахи? — спросил Тико, в очередной раз заметив уже знакомых монахов, которые иногда поглядывали в его с Петром сторону.
— Ты прав, мы видим их часто, — взглянул Пётр в сторону Ионы и Габриэлы.
Немного помолчав, вспоминая весь путь, Пётр задумался:
— Погоди, когда я возвращался тебя забрать в храме того монастыря, я натолкнулся на кого-то… Монах…
— И что?
— Да нет, опять мысли дурацкие, — усмехнулся Пётр. — Вспомнил, как ахнул и охнул тот, а я ещё подумал… Как женщина. Но мы заняты с тобой были, и я спешил. Не придал тому значения. Ведь я уверен, что Иона в Петербурге. Вернее, был уверен.
— Не произноси её имя, — поразился Тико. — Это был мужской монастырь!
— Ты думаешь, она бы туда не пробралась? — удивился Пётр. — Поверь мне, моя жена может быть везде.
— Как хорошо, что ты ей верен, — тихо засмеялся Тико.
— Тьфу на тебя, — поддержал смех Пётр и кивнул в сторону монахов. — Но я намерен познакомиться с ними.
— Сейчас?! Такие, будто отшельники. Разве ответят что? — сомневался Тико. — Вряд ли выдадут себя, если это те, о ком мы думаем.
— Те, — стал кивать с пониманием Пётр. — Ты прав! Она, скорее всего, путешествует с ней!
— Вот, — поднял палец Тико и снова засмеялся. — Бежала, значит, и правда.
— Не сходится, — стал серьёзнее Пётр, снова задумавшись. — Иона не могла оставить детей. Меня, да, но не их. Не малышку Машеньку. Нет.
— Пожалуй, и я сомневаюсь теперь, — вздохнул Тико, тоже задумавшись, и взглянул на монахов.
Те уже закончили трапезу и, заплатив половым, медленно направились к лестнице, а там и на верхний этаж, где располагались гостевые комнаты.
— Ушли на покой… Не оглянулись… Нет, — мотал головой Тико. — Зря я тебя смутил.
— Ничего, — продолжил Пётр есть, не оглядываясь на обсуждаемых. — Я сам хотел верить, но нет… Зря. Ничего…. увидимся с ними в Петербурге. Уж завтра!
Вспоминая прошедший день и этот ужин в трактире, Пётр ещё долго не мог уснуть. Он стоял у открытого окна в своей комнате и смотрел на мерцающие в небе звёзды. Свежий ветер лёгким касанием ласкал его лицо и разносил аромат стоящих на подоконнике в вазе цветов. Словно весна была здесь. Словно всё хорошо, и нет причин хранить тревогу. Душа радовалась начавшемуся полёту воспоминаний, унося мысли далеко, в самое начало знакомства Петра с Ионой.
С умилением Пётр улыбался… Он будто видел образ любимой вновь перед собой, бегал за нею и от неё, скрывался и появлялся, внезапно заключал в объятия и целовал*. Забывшись в сладости грёз, он не сразу услышал, что в дверь кто-то скребётся.
Уставившись на неё, Пётр прислушался… Кто-то пытался проникнуть сюда, но дверь заперта, а ключ… Ключ, торчащий в замочной скважине, вдруг выпал. Его кто-то вытеснил. Пётр широко раскрыл глаза от удивления, параллельно достав из-за пазухи пистолет. У двери, чтобы оказаться за нею, он встал спиной к стене и стал ждать…
* — «Голубки воркуют…», Татьяна Ренсинк
Глава 28 ("ты кладовка тайн…")
Дверь кратко скрипнула, медленно открываясь, и остановилась. Тень человека в плаще высветилась на полу, а Пётр, прячась за дверью, был готов или ударить прокравшегося сюда, или пристрелить на месте, если понадобится. Он поднял оружие, сделал шаг сразу, как только вошедший человек прошёл дальше в комнату.
Только Пётр замахнулся, чтобы ударить неизвестного, как тот повернулся и от неожиданности взвизгнул.
— Нет! Это я! — выкрикнула Иона и сбросила капюшон, а свои заплетённые волосы одним движением руки распустила.
Отбросив пистолет в сторону, Пётр тут же заключил её в жаркие объятия. Они ничего не говорили. Просто припали к губам друг друга, обвили руками тела так крепко, так безумно, словно вечность не виделись.
Жизнь друг без друга не представлялась. Их сердца и души создавали одну мелодию вечности лишь для них, и терять друг друга нельзя. Судьба за них, счастье с ними.
Пнув дверь ногой, чтобы захлопнулась, Пётр поднял любимую на руки и перенёс на постель. Он не выпускал её, стонущую от наслаждения, из своих рук и не переставал покрывать поцелуями, параллельно обнажая и обнажаясь сам. Шёпот, мольба любить, целовать, не останавливаться, выкрики имён друг друга, словно зов: да, люби меня; да, я принадлежу тебе; да, мне страшно без тебя… Я твой… Я твоя…
Жаркие, ненасытные, они не скоро лежали утомлённые в любящих объятиях. Когда же дыхание стало возвращаться в норму, а тело расслабилось от вернувшегося счастья ощущать любовь дорогого человека, Пётр нежно вздохнул и улыбнулся. Иона