удивился: неужели прогресс зашёл так далеко, что ограничиваются техникой. Не-е-т! Человека ничем не заменишь.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Прасковья.
— Ну, он и не таится, он даже демонстрирует своё присутствие. Увидишь: как только мы встанем — поднимется и он. Вероятно, твои друзья намеренно показывают тебе, что знают, где ты и с кем. Но это так, наблюдение по ходу. А теперь расскажи про своих родных. Я бы очень хотел их увидеть, но вряд ли… вряд ли они захотят меня знать.
— Ну, что тебе сказать… — смутилась Прасковья. — Ты прав: тебя там не ждут. При этом тётя Зина всегда тебя любила, с нею ты можешь встретиться. И Клавдия Ивановна всегда тебя очень ценила. И Егор тоже. А вот родители считают, что ты мне испортил жизнь.
— Что ж, они почти правы, хотя, наверное, многим родителям хотелось бы иметь дочь с такой же испорченной жизнью, как твоя. Я примерно понял, что твои родители обо мне думают, из беседы с Машенькой. А сами-то они как? Здоровы? Работают? На пенсии?
— Отец работает, там же и тем же. Ремонтирует дом, что-то в нём усовершенствует. Эта деятельность никогда не кончается и занимает всё свободное время. К нему приходят ученики, он показывает на практических примерах, что и как надо делать. Они ему помогают. Кто-то умудрился пожаловаться, что он-де эксплуатирует детский труд на своём участке. Мне рассказывали, что даже какая-то проверка приходила. Но тут налетели мамашки и хором заверещали, что великий человек Павел Петрович учит их оболтусов самому нужному: содержать в порядке дом. Верещали так громко, что комиссия перепугалась и отъехала. Сейчас, ты, наверное, заметил, взят курс на индивидуальное строительство, выделяется земля. Государство берёт на себя самое дорогое и сложное — инфраструктуру, а дома строят граждане за собственный счёт. Это прекрасная альтернатива бетонной коробочке, но содержать дом — дело непростое. Так что мой отец ходом вещей стал учителем жизни.
— В самом деле, это важно и непросто — техобслуживание дома, — уважительно согласился Богдан. — Пожалуй, я бы не сумел совершенно самостоятельно этим заниматься. Обучиться бы мог, но так вот влёт — нет, не сумел бы. При этом я вовсе не безрукий теоретик: у моджахедов я считался универсальным техническим умельцем. Так что папа твой — большой молодец. При случае я бы с удовольствием у него поучился. А мама что?
14
— Мама немного преподаёт, часов у неё мало, но совсем не работать она не может, так уж она устроена, — Прасковья почувствовала неясное раздражение против мамы, но продолжала:
— В нашу школу считается очень престижным поступить: как же, там преподают родители само́й Петровой. Но лично маме от этого никакой прибыли: когда я не была большим начальником и знаменитостью, она подрабатывала репетиторством — она превосходный репетитор, вмиг определяет пробелы в знаниях и быстро подтягивает. А теперь, когда репетиторству объявили бой, ты наверняка об этом не знаешь, но бой объявлен — ну, ей стало неловко, она и бросила. А вообще-то жаль: репетитор — своеобразный талант.
— А в чём повинно репетиторство? — удивился Богдан.
— Считается, что оно создаёт неравные условия. У детей богатых семей есть возможность иметь репетиторов, а у бедных нет.
— Странно. У богатых вообще больше любых возможностей, не только в смысле репетиторов.
— Ну да, это ясно, — согласилась Прасковья. — Но тут, видишь ли, одно за другое цепляется. Идёт борьба за рождаемость. Ну и Государь (как теперь называют президента) считает, вернее, его убедили, я даже знаю, кто именно убедил, в том, что люди станут больше рожать, если не будет такой мысли: вдруг я не сумею дать ребёнку хорошего образования? Вот и хотят, чтобы у всех были равные условия. Потому и теснят репетиторов.
— По-моему, это наивно, — улыбнулся Богдан. — Равенство не такое универсальное благо, как многим до сих пор кажется. Оно достижимо только по низшей планке.
— Вообще-то, в Китае теснить репетиторов начали двадцать лет назад. Успехи были минимальными. А они в тысячу раз дисциплинированнее наших. Но такова политика, и моя мама против неё идти не может. Не будь меня, можно было бы, не особо афишируя, давать уроки для своих, а из-за меня она не может. Видишь, моё вроде бы высокое положение никакой выгоды моим родственникам не несёт. Даже скорее наоборот. Такова нынешняя жизнь. В некотором смысле она представляет собой противоположность прежней жизни.
— Это страшно интересно, мне надо это осмыслить. Государь… потрясающе… А что тётя Зина? — спросил Богдан; ей показалось — с искренним интересом.
— Тётя Зина совсем уж старая, она ведь старше мамы, но зрение пока приличное, она рукодельничает, даже участвовала в какой-то престижной выставке дамских рукоделий, ездила в Брюссель, где ей отчаянно не понравилось. А вообще-то поездка в Западную Европу по нынешним временам сравнительная редкость, но тётя Зина не оценила. С мамой они смертельно поссорились. Есть мнение — из-за тебя. — Богдан вздохнул.
— Егор, — продолжала меж тем Прасковья, — по профессии автомеханик, у них с одноклассником мастерская, заправка, мойка, кафе — вот это всё. У них с женой трое детей, все мальчишки, помогают родителям. Словом, живут классической мелкобуржуазной жизнью. Собирается открыть станцию техобслуживания мелких самолётиков, которые очень распространились. Тебя, между прочим, вспоминает, называет «классным мужиком». Вот, отчиталась.
— Хороший парень, Егор… — проговорил Богдан, словно что-то припоминая. — Парасенька, посмотри на ту картину: не ваши ли это места? — он показал на висящую прямо напротив них картину.
— Может быть, очень похоже, — кивнула Прасковья. — У нас на кромке леса так бывает: незабудки не сплошные, а словно небольшие озерца из незабудок.
— Озерца из незабудок, — повторил он мечтательно. — Мне бы очень хотелось съездить в мае в эти места. Вдруг получится? Кстати, я заметил повсюду много картин, притом в стиле какого-то нового реализма. Иногда мелькает нечто от моего любимого Кустодиева. Это что-то новое. Это ведь не случайно, Парасенька?
— О, ты увидишь в казённых присутственных местах, если случится попасть туда, прямо-таки историческую живопись. Из истории заведения, из истории отрасли, великие люди отрасли в прошлом и настоящем. Иной департамент — прямо-таки картинная галерея. То же в вузах, даже и школах. Государство в лице Министерства культуры прямо высказалось, какое искусство оно поддерживает, и все, вздохнув с облегчением, принялись за дело. Это реализм, патриотизм, традиционные представления о прекрасном, опора на народное искусство. Этому учат в художественных учебных заведениях, это заказывают для украшения министерств, посольств и всего подобного. Бизнес, понятно, примазывается: эти покупки, сколь я помню, исключаются из налогообложения.
— А другие стили?
— Не
