искорки. Запахло грозой.
— Дурочка! — прошипела еле слышно Вендела, хватая дочь за руку и буквально вышвыривая её из алтарной комнаты. Кто бы мог предположить, что в этой хрупкой маленькой женщине кроется столько силы?
Последним, что увидела Эйрин, были выпученные красные глаза Рогнеды.
* * *
— Твой длинный язык до добра тебя не доведёт, — Вендела ходила кругами по маленькой пещерке, в которой жила с тех пор, как Эйрин выросла. Женщина то и дело спотыкалась о клубки и спицы с вязанием, что по обыкновению занимали почти всё свободное пространство, но это её не останавливало.
— Может, ты плохо услышала, но она назвала моих мальчиков крысами! — тут же вскинулась Эйрин. В детстве ей очень не хватало мамы, и Эйрин всегда знала, что для своих детей станет самой лучшей матерью. Матерью, которая уж точно не будет слушать, как кто-то поносит её малышей.
— Рина, — Вендела остановилась и тяжело вздохнула. Эйрин казалось, что она смотрит в своё отражение: те же чёрные волосы, струящиеся по плечам, те же глаза, в которых будто застыли два ледяных осколка. Почему же у них нет ни-че-го общего, кроме внешности?
— Я тебя, как всегда, внимательно слушаю, — продолжила ёрничать Эйрин, стискивая ладони в кулаки так сильно, что на коже прорисовывались полумесяцы.
— Ты думаешь, что это нормальное поведение для женщины! Рина, тебе двадцать три года!
— О да…
— Помнишь, что я тебе сказала, когда ты принесла яйца?
Эйрин закрыла глаза, сильнее прижимаясь к холодной стене, занавешенной пологом. Ей не нужно было это вспоминать. Разве забудет она когда-нибудь слова матери, что навсегда возвели между ними непробиваемую стену?
Она закусила губу, стараясь сдержать подступающие эмоции и, наконец, произнесла:
— «Вспомни, ну не бывает у ведьмы больше одного ребёнка. А значит, второй может быть кем угодно! Ты понимаешь, что сейчас осознанно подвергаешь всех нас опасности только из-за того, что упрямишься? Они же ещё даже не вылупились. Ты не видела их, не слышала дыхания, не прикасалась к коже, что тебе стоит просто оставить одного из них на поверхности? Ради своего народа?»
— Да. — жестко прозвучало в ответ. — Я говорила, что тебе придётся отвечать за свои поступки. Так чего ты удивляешься теперь, когда время настало?
— Удивляюсь? — не веря своим ушам, переспросила Эйрин. — Я просто пришла к старшей. К той, кто должен защищать свой народ. Я просто хотела узнать, что произошло с моим сыном. Почему он за одну ночь стал старше в два раза. Кто, как не главная жрица, должен знать ответ⁈ — почти выкрикнула Эйрин последнюю фразу.
— Узнала? — Вендела подошла поближе и присела перед дочерью на корточки, взглянув ей в глаза. На лице жрицы промелькнуло сожаление.
— Нет. — с вызовом ответила Эйрин. — Рогнеда — бесполезное существо, которое только и может что унижать других. Не зря боги не дали ей детей.
— Может, и не зря пощёчину тебе она отвесила, — с жалостью посмотрела на дочь Вендела. — Если бы ты имела хоть какое-то уважение к старшим, то знала бы, отчего она одна.
— Вероятно, потому что все разбежались или подохли от её взгляда, — фыркнула Эйрин, закатывая глаза, правда, уже не так уверенно.
— Она не зря зовётся старшей. Рогнеда — единственная, кто помнит битву между людьми и нашим народом. В этой битве она потеряла всю семью. В этой битве она потеряла единственного сына.
— Что… — Эйрин почувствовала, как щёки заливает краска стыда, а сердце начинает учащённо стучать.
— Я расскажу тебе. — Вендела села рядом, на краешек кровати, и продолжила. — В далёкие-далёкие времена, когда ведьмы ещё жили на поверхности, не было правила, запрещающего иметь больше одного ребёнка. Это сейчас никому, кроме тебя, боги не дозволяют найти и вынести из подземелья несколько яиц, но тогда… Тогда наши семьи были большими и шумными. В домах звучали смех и детские крики. Но у Рогнеды был только один ребёнок. Сын. Она любила его и лелеяла, не прося богов о чём-то большем: обделённая каким-то особенным даром, она сына своего почитала за дар. Мальчик рос смышлёным и крепким… А потом началась вражда между народами. Её сыну было пять, когда люди подожгли деревню. Ему было пять, когда он умирал на её руках, захлёбываясь слезами. Ей было меньше, чем тебе сейчас, когда она потеряла единственное, ради чего стоило жить.
— И как она не свихнулась… — потрясённо обронила Эйрин, уставившись пустым взглядом в стену. Страшно было даже представить, что стало бы с ней, если бы кто-то из её сыновей умер. Стоило только на миг подумать об этом, как сердце в груди болезненно сжималось, мешая сделать вдох.
— Не просто же так она стала старшей в круге, — жёстко ответила Вендела.
— Но…
— Пока остальные мстили за свои семьи, она — не могла. «Бесполезная», — раздавалось ото всюду. Её дар так и не проявился. Не только люди лишили её дома.
Эйрин, не в силах вымолвить ни слова, снова и снова вспоминала перекошенное яростью лицо Рогнеды. Теперь ей виделась боль. В каждой морщинке, в каждом движении бровей, в каждом взгляде.
— Однажды, когда люди, обезумев от страха, пошли с вилами и факелами к поселению, а такие сильные и мудрые ведьмы приготовились злом отвечать на зло… Рогнеда собрала детей и стариков, не способных ни сражаться, ни просто постоять за себя, и отвела их в Регстейн, который тогда был просто горсткой заброшенных подземных лабиринтов. Вернувшись на поверхность, она не нашла ничего, кроме выжженной земли, покрытой слоем пепла. В ту ночь двери в Хелингард отворились для всех взрослых ведьм.
— А Регстейн стал Регстейном благодаря ей. — тихо промолвила Эйрин, вытирая с бледной щеки одинокую слезинку.
— Потому она и старшая, — тяжело вздохнула Вендела, поднимаясь с кровати и поправляя подол, — иди к мальчикам. Крису и Томми сейчас нужно твоё внимание.
* * *
Крис мерил шагами небольшую комнату, которую с детства делил с братом. Тело, такое большое, новое, непривычное — слушалось, но он всё равно не чувствовал его своим. Смотрел на эти ноги, что ступают по каменным плитам, и не узнавал их. Прислонялся лбом к стене — и в испуге шарахался в сторону, когда в бледном пятне света натыкался
