взглядом на длинные пальцы. Чужие, незнакомые.
— Крис!
Он оглянулся, суетливо отдёргивая руку от факела. Внутри разливалось какое-то гадкое чувство. Как будто его застали за чем-то нехорошим, а не рассматриванием собственного изменившегося тела. Он хмуро посмотрел на Агушу, широко распахнувшую свои и без того огромные глаза. Казалось, что ещё мгновение, и она закричит.
— Ну и чего пялишься? — буркнул он, натягивая рубаху на колени. Рубаха не натягивалась. Крис старательно делал вид, что ему не страшно. Всё нормально. Подумаешь, за ночь вымахал так, что стал ростом выше матери? Ерунда, это же Регстейн, чего тут только не бывает… Но он знал: такого — не бывает.
— А Томми… где? — губы Агуши дрогнули, но вместо крика прозвучал еле слышный вопрос.
— Черви его знают. — хмыкнул Крис. Думать о брате сейчас совсем не хотелось.
— Тогда я… пойду? — то ли спросила, то ли сообщила Агуша. Крис только неопределённо взмахнул рукой.
Рука у него тоже изменилась: бледные пальцы вытянулись, кости обросли мясом, на коже проступили чёрные волоски. И он каждый раз вздрагивал, стоило взглянуть на эти руки — чужие, не его.
«Мамочка, ну где же ты ходишь?» — промелькнуло во всё ещё детском сознании. Было страшно. Крис чувствовал, как ему хочется скукожиться, свернуться в маленький клубочек и спрятаться под одеяло. Так, чтобы не видно было ни этих рук, ни ног. Вот только под своё одеяло он теперь вряд ли смог бы поместиться.
Что произошло, Крис не понимал. Ещё вчера он снова поссорился с братом, а потом сидел, прижав колени к груди и уткнув лицо в подушку. От подушки пахло мамой: горькой полынью и прелой листвой. Он вдыхал этот запах, и сердце успокаивалось, слёзы отступали. И больше не хотелось играть вместе с Агушей и Томми, не хотелось давать клятвы на алтарном камне, пока не видят жрицы — аккуратно порезав подушечку пальца и размазав выступившую капельку крови по тёмному холодному валуну. Хотелось только, чтобы мама пришла, укутала в одеяло и погладила по спутанным волосам.
И мама пришла. Она присела на край кровати и спросила ласково: «Опять с братом что-то не поделили?» Он только всхлипнул и ещё крепче прижал подушку к лицу. А потом мама аккуратно уложила его, подоткнув одеяло с двух сторон, и запела. Крис и сам не понял, как провалился в сон — тягучий, тёплый и спокойный. Проснулся он уже таким: длинным и нескладным.
Крис забрался с ногами на кровать и невидящим взглядом уставился в противоположную стену. Кровать Томми, как всегда, была заправлена, а на одеяле — ни складочки. У Криса никогда так не получалось, и он не раз чувствовал себя глупым, неумелым, бесполезным. Поэтому и кровать заправлять перестал, всё равно вечером опять расправлять, но лучше казаться другим вредным и неряшливым, чем неумелым. Выйти за пределы пещеры он так и не решился. Мама куда-то убежала сразу же, как увидела его, Томми вообще ничего не заметил… Но остальные-то заметят, не смогут не заметить. И тогда друзей, которых у него и так нет, станет ещё меньше. Кто захочет дружить с монстром?
— Милый, мальчик мой, — прохладные руки опустились на его макушку, и глупые мысли отступили. Запахло снова полынью и листвой. Мама. Она села рядом с ним и обхватила его руками, прижав в груди. Внизу живота что-то неприятно кольнуло. «Наверно, ещё и живот растёт», — недовольно подумал Крис, не издавая ни звука. Обнимать маму и прижиматься щекой к тёплой груди было приятно. И он впервые за утро почувствовал, что его любят.
— Что со мной? — спросил он, сжимая подрагивающие веки, из-под которых вот-вот вырвутся горячие слёзы.
— Ты просто стал старше. — мягко улыбнулась она, целуя его в макушку. — Теперь ты совсем взрослый. Ещё немного, и сможешь стать Отчуждённым.
Стать Отчуждённым Крис мечтал всегда, как и многие в Регстейне. Вырваться наконец из сумрака и холода, увидеть солнце и траву, людей, которых видел лишь на картинках в человеческой детской книжке. И, самое главное, поговорить с человеком. Но в Отчуждённые брали не всех, лишь тех, кто достиг семнадцати лет и прошёл испытание. Что за испытание — не знал никто, кроме Отчуждённых, а те не болтали.
— Сколько мне теперь лет? — задумчиво произнёс Крис, пытаясь подсчитать, когда сможет попробовать свои силы. Страх перед будущим отступил.
— Думаю, лет двенадцать. — потрепала его по волосам Эйрин.
— Значит, ещё пять лет ждать.
— У тебя будет время подготовиться, не так ли?
Крис кивнул, улыбнувшись одними уголками губ, и сильнее прильнул к маме.
* * *
С тех пор, как он вырос за одну ночь, прошло уже несколько десятков лун. Крис привык к своему телу и, глядя на маленькое тщедушное тельце своего брата, радовался, что боги преподнесли этот дар именно ему. Молодые ведьмы всё чаще бросали на него взгляды, и впервые в этих взглядах он видел не отвращение. И только маленькая Агуша продолжала окидывать его презрительным взором с ног до головы при каждой встрече.
Крис сонно потянулся, медленно выходя в развилистые коридоры подземелья. Мама с утра пораньше убежала помогать Тире, и некому было учить его жизни: чем старше он становился, тем больше мама возлагала на него надежд, которые ему совсем не хотелось оправдывать. А хотелось… Крис судорожно выдохнул и украдкой оглянулся, надеясь, что никто не заметит. Ему казалось, что его постыдную тайну знает если не весь свет, так весь Регстейн точно. Он хотел свою мать.
Сложно сказать, когда он впервые почувствовал эту тягу. Может, в то самое утро, когда обнаружил, что его тело ему не принадлежит? Или через несколько лун, когда снова упросил маму прилечь с ним перед сном — годы шли, но он всё так же боялся темноты, как и раньше. А может, это гнилое семя всегда таилось внутри него, ожидая момента, когда можно будет прорасти? Он не знал. Он проклинал себя раз за разом, но снова и снова скользил взглядом по тонкой шее, ярёмной ямочке, ложбинке между грудей. Он проклинал себя, но не мог остановиться. Не хотел останавливаться.
— Кристер?
Он вытянулся как по струнке, старательно пряча глаза. Может, обычным ведьмам и нет дела до его тайн, но жриц круга семи надо было опасаться.
