ключи от отеля, забыл, где ее встретить, оставил у канала свои туфли, уснул на полуслове за завтраком, постоянно твердил о предательстве Элизабет – даже в постели, и сочинял длинные письма доктору Фрейду, которые затем сжигал в пепельнице.
Вдобавок он остался без средств – отец от него отрекся. В Амстердаме Фрида наконец поняла, что Аскона с ее головокружительными обещаниями свободы и приключений требует денег, без которых никакая идиллия невозможна. Летом дети еще могут плескаться нагими в пруду вместе с утками, лебедями и радужной форелью. А зимой им нужна одежда. И горячая еда. И огонь. Безденежье и непостоянство Отто показали, что мечтам о богемной жизни суждено остаться мечтами.
Ближе к Ноттингему пейзаж изменился. Вспаханные поля сменились черными дымящимися ямами, каменоломнями, фабричными трубами, вонзающимися в небо, словно грозящие пальцы. Фрида подумала о том, что ждет ее дома. Эрнест с зажатой в зубах трубкой вечно шуршит своими книгами, кашляет и поучает, как принято вести себя в Англии. Смеется над ее попытками поговорить о философии или поэзии. Педантично поправляет пряди волос на отполированной лысине.
Благодаря Отто – его телу, его любви, его идеям – она отреклась от ноттингемской Фриды, потерянной и одинокой. Вспомнила себя прежнюю и создала свой новый образ. Как сохранить это в Ноттингеме? Миссис Уикли… В Германии она была баронессой, ее имя имело вес, значение, историю. В Англии она никто.
– Миссис Уикли, – пробормотала Фрида, ломая пальцы. Чужое, незнакомое имя. – Снежный цветок Эрнеста Уикли, – насмешливо фыркнула она.
Внезапно ей страстно захотелось вновь стать самой собой, баронессой фон Рихтхофен. Перед глазами встало лицо Фанни, графини цу Ревентлоу. Фанни терпеть не могла суфражисток, испытывала стойкое отвращение к браку и хранила непоколебимую веру в сексуальную свободу женщин. Она жила, как считала нужным, и никогда не изменяла своим убеждениям. Фриду потянуло стать такой же, но она провела рукой по лицу, стирая Фанни вместе с крапинками копоти на щеках. Зачем? Она теперь мать Монти, Эльзы и Барби. Надо найти способ быть собой, не отказываясь от роли матери.
Не следовало идти в кафе «Стефани». Наверное, витавший там дух свободы сломал засовы и решетки ее жизни в Ноттингеме. Нет, неправда. Мюнхенские знакомства лишь подчеркнули одиночество и бессмысленность ее английской жизни. Фрида вспомнила, как впервые пришла в кафе и внезапно испытала ощущение, что ступила в яркую полосу жизни. Она повернулась к окну, посмотрела на черные поля и зловонные каналы, подняла взгляд к небу – высокому и безупречному.
Когда она приехала домой, Эрнест резал жареную свинину и раздавал детям тарелки. Барби и Эльза обняли ее и быстро вернулись к столу. Монти не отрывался от нее целую минуту, а когда наконец отстранился, она увидела, что у него в глазах стоят слезы. «Мои прекрасные дети, – сказала она себе. – Я должна попытаться найти свое предназначение в них».
– Тете Элизабет лучше? – спросила Эльза.
– Да. У нее был всего лишь легкий грипп. Ничего серьезного.
Как легко, непринужденно слетела с губ ложь. Фриде стало стыдно, но она тут же разозлилась на себя. Несправедливо, что ее сестры могут делать все, что заблагорассудится, а ей приходится унижаться враньем.
– Так зачем ты тогда ездила?
Эльза устремила на нее пристальный взгляд.
Фриду вновь охватило чувство вины. Эльза знает. Догадывается. Нет, чушь, ей пять лет!.. Фриду бросило в жар. Подмышки вспотели. Отто. Внезапно она почувствовала на себе его запах, словно приглушенный аромат старых духов. Она отвернулась от стола. Наклонилась. Притворилась, что уронила носовой платок. Нужно взять себя в руки. Она в Англии. Здесь ее семья.
– К нам приходил мой крестный! – сообщила через стол Барби. – Он принес мне подарок.
– Мистер Доусон?
Фрида поймала на себе влюбленный взгляд Монти и на секунду задумалась, не прав ли Эрнест. Возможно, Монти слишком к ней привязан… Или сын знает, что она лжет?
– Что подарил тебе мистер Доусон, моя дорогая?
– Ягненка из настоящей овечьей шерсти, – пропищала Барби.
– Меня не было дома. Его принимали Ида и миссис Бэббит. – Эрнест осмотрел лезвие разделочного ножа и положил его рядом с сочащимися остатками свиной рульки. – И кто же развлекал мистера Доусона? Вы ведь не оставили его на милость Иды и миссис Бэббит?
– Я, я! – воскликнула Барби. – Я нарвала цветов для миссис Доусон, потому что она вывихнула ногу. Я сама.
– Умница.
Фрида отправила в рот вилку с кусочком мяса, желая успокоиться и отвлечься, но при мысли об Отто мясо превратилось в безвкусный картон. Она с натянутой улыбкой обвела взглядом свою семью. Дети и Эрнест сидели с прямыми, как палки, спинами. Все в комнате казалось застывшим, бесцветным, неправильным.
– Нам надо сделать ремонт, – сказала она, отодвинув тарелку. – Придумать что-то поярче. Здесь слишком темно и душно.
– Не переусердствуй. Мы не хотим напрягать глаза, – сказал Эрнест.
Она посмотрела через стол на мужа, отметив основательность, с которой он ел и одевался. Галстук с идеальным узлом. Начищенные до блеска запонки. Крахмальный воротничок и манжеты. Неизменно холоден и сдержан. От лысой макушки до туфель из лакированной кожи. Она задумалась, всегда ли он был таким. Эрнест как будто выбрал роль английского джентльмена и со спокойной решимостью вживался в этот образ. Фрида позавидовала его устремленности.
Она растроганно посмотрела на детей, однако Эльза бросила на нее сердитый взгляд, Барби гоняла по тарелке горошек, а Монти методично отделял картофель от моркови.
В ушах жизнеутверждающей фугой звенели слова Отто. «Не позволяй им тебя уничтожить. Не дай себе умереть. Ты – женщина будущего». Она взглянула на Монти, надеясь, что он улыбнется. Мальчик выглядел тихим и задумчивым, как будто отражал ее собственные чувства. Затем сын одарил ее ангельской улыбкой, и она заговорщически подмигнула.
– Сядь прямо и ешь с закрытым ртом, Монти, – сказал Эрнест и неторопливо обернулся к Фриде. – Сомневаюсь, что миссис Бэббит пустит тебя к себе на кухню, мой снежный цветок. В твое отсутствие она полностью захватила кухню, кладовую и буфетную.
– К себе на кухню? Это моя кухня!
Впрочем, думала Фрида вовсе не о кухне и не о миссис Бэббит. Она думала о письмах, обещанных Отто. Когда они придут? Эти письма стали для нее спасательным кругом. Письма Отто и дети. Больше у нее ничего не осталось.
Кафе «Стефани»
Амалиенштрассе, Мюнхен
Моя дорогая Фрида!
Ты должна срочно завести любовника. Не медли, иначе будет поздно. Отбрось все эти глупости с верностью. Решись ради меня. Это поднимет твой дух и будет напоминать о грядущей революции. Смерть моногамии! Найди кого-нибудь, кому можешь доверять. Кто поможет тебе выжить. Ты нужна мне живой, Фрида. Никогда не забывай,
