вас растолкают локтями,
Чтобы снова пробиться к кормушке.
По окончании истерики элитка
снова будет мелькать на телике
И вопить: «Как нам всё это обрыдло!
Особенно
русское быдло!»
А может, смести их каналы и паблики?
Паяцы стоят у станков пусть на фабрике!
Блогер стыдливый картошку копает!
Актриса детей на коняшках катает!
А утром на телике
Катается Электроник на велике…
«Запад с Востоком садятся за общий стол…»
Запад с Востоком садятся за общий стол.
Молодая кровь между ними в хрустальной чаше.
Запад: секс, наркотики, рок-н-ролл.
Восток: это не наше.
А в ногах у них жила нефти и море слёз,
И собака из фильма Тарковского вдруг рычит.
Запад: теперь футбол,
там, где был Христос.
Восток молчит.
Города – это мир парикмахерских и аптек.
А в степи только ветер и сверху звезда пасётся.
Запад: мужчина + женщина – прошлый век.
Восток смеётся.
Между ними в солдатской фляге запас воды.
И поэт непонятный страну называет Тройка.
Запад стар, но под маской выглядит молодым.
Восток на руке может
сделать стойку.
Ты закрыл глаза и считаешь до двадцати,
Вспоминаешь о детстве советском своём далёком.
Но ведь это война,
мой милый, как ни крути.
Хоть мы все за мир между западом и востоком.
Донецк-2014
Я – Донецк.
На дне реки
терновый венец.
Один шахтёр
Увидел во сне
Петра с ключами
От райской шахты.
И отошёл
от житейской вахты.
Я – Донецк.
Город-вдовец.
Отец
с рваными лёгкими.
Я любуюсь вами,
Москвичами далёкими,
Добрыми,
Прыткими,
Имеющими
повадки актёров…
Когда-то вы мне посылали открытки,
Поздравляли
Родственников-шахтёров…
Теперь приезжайте,
Потрогайте
щёки домов,
Посмотрите
на шахтёров —
Волхвов
с чёрным камнем
даров,
Покурите мной
на проспекте Артёма.
Но вот эти
серые ангелы
Со львовского аэродрома…
Они хотят есть донецкую пыль
на ужин?
Я им нужен,
как нужна Румыния
Вашингтону…
Они хотят повесить мою икону
В европейском музее
для новых перформансов
Вверх ногами,
Чтобы делать из моей души
Оригами?
Пусть тогда своей смертью
кормятся
Через кляксы
Французских комиксов
Эти мелкие бесы.
А
Хотите секрет открою?
Старики мне
вчера передали
Сорванную
с платья Одессы
звезду героя…
Я не принял.
Не надел на робу.
Пусть ожидает
Конца хворобы
В заводском сейфе.
Эй, Москва,
Давай
Сделаем с тобой
Селфи!
Новая жизнь
Пьёт весну
Из шахтёрской каски.
Третий год я, кажись,
На посту без Пасхи.
Я – Донецк.
И это начало,
а не конец.
Ржев
Посвящаю своему отцу Валерию Васильевичу Маленко
Мы весной поднимаемся в полный рост,
Головами касаясь горячих звёзд.
И сражаемся снова с кромешной тьмой,
Чтобы птицы вернулись сквозь нас домой.
Чтобы солнце вставало в заветный час,
Чтоб вращалась, потомки, Земля для вас.
Чтобы траву обдували ветров винты,
Чтоб из наших шинелей росли цветы.
Мы теперь – земляника на тех холмах,
Мы – косые дожди и ручьи во рвах.
Наших писем обрывки, как те скворцы.
Мы – медовые травы в следах пыльцы.
Нас в болотах небес не один миллион.
И в кармане у каждого медальон.
Это зёрна весны.
Это горя край.
Сорок пятый
настырный пасхальный май.
Вася, Паша,
Серёжа, Егор, Рашид…
Среднерусской равнины пейзаж расшит
Нами, в землю упавшими на бегу…
В небеса мы завёрнуты,
как в фольгу.
Вам труднее, потомки, в засаде дней.
Наша битва с врагами была честней.
Мы закрасили кровью колосья ржи,
А на вас проливаются реки лжи.
Мы умели в атаке и песни петь,
Вас, как рыбу, теперь заманили в сеть.
И у нас на троих был один кисет,
Вам же «умники» в спины смеются вслед.
Нам в советской шинели являлся Бог,
Наши братские кладбища – как упрёк.
Вас почти что отрезали от корней!
Вам труднее, наши правнуки, вам трудней!
Мы носили за пазухой красный флаг,
Был у нас Талалихин,
Чуйков,
Ковпак!
И таких миллион ещё сыновей!
Вам труднее, прекрасные, вам трудней!
Произносим молитву мы нараспев:
«Пусть приедет последний из нас во Ржев,
Чтоб вспорхнули с полей журавли, трубя,
Чтоб, столетний, увидел он сам себя!
Молодым, неженатым, глядящим вверх,
В сорок третьем оставшимся здесь навек,
Чем-то красным закрашенный, как снегирь,
Написавшим невесте письмо в Сибирь».
Не кричите про Родину и любовь.
Сорок пятый когда-нибудь будет вновь.
С головы своей снимет планета шлем.
Вот и всё.
Дальше сами.
Спасибо всем.
Дмитрий Мельников
Кенотаф На Площади Победы
I
Я видел Гераклита – он спал на земле, он спал,
обняв рукой автомат, бряцающий, как кимвал,
Я видел Гераклита – он спал на земле, ничей,
и ползал снег по нему наподобие белых вшей,
и мирная жизнь приходила к нему во
