заслужила, придала сил.
— Да.
— На этот раз всё проще. Сейчас это будет не твоё тело, хотя скоро ты будешь предлагать мне намного больше, чем просто вид твоих грудей.
Будет предлагать? Он хочет сказать, что он не будет брать?
Прежде, чем она смогла об этом поразмыслить, он сказал, чего хочет.
— Твой ум.
Глава 13
Трудно одолеть врага, затаившегося у нас в голове.
Салли Кемптон.
— Мой ум?
— Скажи мне, что я хочу знать, и заслужишь воду. Скажи мне достаточно, и я даже оставлю тебе бутылку. Воду из водопровода нельзя пить. Моё дело заботиться о тебе.
Но ты украл меня, заморозил и измучил голодом до смерти! Вместо того чтобы это произнести, Натали кивнула.
— Давай, — сказал он, — сделай глоток.
Она поднесла стакан к губам и вспомнила его коктейль в самолёте. Она посмотрела на стакан Декстера. Она не помнила, пил ли он из него.
— А ты… это…?
— Есть ли тут те же вещества, что я давал тебе раньше?
Она молча согласилась, сжав пересохшие губы.
— Ты мне поверишь?
Это был хороший вопрос. Она не должна.
— Я не знаю. Полагаю, у меня нет выбора.
— Но ты всё же спросила. Ты сомневаешься. Почему?
Она сделала так, как он говорил, ответив честно, не раздумывая:
— Потому мне это не понравилось. Мне не понравилось, как я себя чувствовала.
Декстер кивнул.
— В этой воде нет лекарств. Давай, пей.
Она послушалась, и была вознаграждена чистой, прозрачной, освежающей водой. В отличие от той, что текла из крана, каждый глоток воды из стеклянного стакана смягчил её язык и горло так, как не смог даже чай. Сколько времени она была без воды? Она не знала, сколько спала, а потом ещё были несколько часов на полу.
Натали не хотела останавливаться. Декстер сказал глоток. Может, если не делать глотательного движения, это будет всё ещё один глоток? Её рассудок говорил ей, что надо поставить стакан, но она не могла. Было так вкусно. Теперь, когда её тело получило пищу, вода была ещё одним элементом для жизни.
Её поразила эта мысль: независимо, от того, какой странной стала её жизнь, она хотела её. Она хотела жить.
Наконец она поставила пустой стакан, боясь взглянуть на противоположную сторону стола и увидеть то, что может там увидеть. Вместо гнева в комнате раздался смех Декстера, резонируя от пустых стен.
— Мой клопик хотел пить. Но ведь я дал тебе награду до того, как ты её заслужила. Теперь давай. Скажи мне, что ты думаешь.
— Что я думаю?
Он поводил головой из стороны в сторону.
— Если бы мне понадобился попугай, я бы его приобрёл. Я взял тебя, думающую, сообразительную, сексуально дышащую женщину. Я взял тебя, клоп. Ты теперь моя. Скажи мне, что ты чувствуешь. Как… — он жестом обвёл комнату. — …это заставляет тебя себя чувствовать, о чём думать с тех пор, как ты проснулась и до этого момента?
Это была непростая задача. Обнажить грудь было проще, чем мысли.
— Давай.
— Я была голодной. Сейчас лучше. — Она обвела взглядом комнату, внезапно обнаружив, что она соответствует её представлениям об иностранных психиатрических лечебницах. Не она была сумасшедшей. Нет. Это человек, сидевший напротив через стол, его скрещенные руки, его оценивающий её грудь взгляд. — Я смущена и, если честно чувствую себя униженно.
— Почему?
Она теребила одеяло на коленях.
— Я сижу тут с голым верхом, без одежды, в одном одеяле. Это очевидно.
— Ты моя. Ты в моём распоряжении. Это значит, все твои части тела, клоп. Ничего не должно тебя смущать. Обнажать себя для меня не должно смущать.
— Но это так, — выпалила она. — Я не знаю тебя, и, что касается того, что ты сказал — я не принадлежу тебе. Я не твой клоп. — Нат затрясла головой. — Я это имя тоже ненавижу. Оно унижает.
Его сине-голубые глаза сверкнули изумлением.
— Ну, это так. Я говорил тебе, надо заслужить своё имя.
Заслужить. Почему всё надо заслужить?
— Теперь скажи мне, — продолжил он, — какое тебе нужно доказательство тому, что ты мне принадлежишь? Купчая поможет? Контракт? Я могу составить любое, и мы оба подпишем, но, по существу, свидетельство о браке это тоже самое. То, что у нас есть — ненастоящее. Но однажды…
Она не ответила, и он продолжил:
— Как насчёт того, что я знаю интимные секреты твоего сексуального тела? Это доказывает, что ты моя? Например, как твоя киска сжимается, даже когда ты без сознания?
Натали ахнула, сжав ноги:
— Так ты…
— Что я…? Трахнул тебя?
Она не ответила, а в глазах появились слёзы. Если бы она только могла завернуть себя целиком в одеяло: лицо, голову и, конечно, грудь.
— Нет, — ответил Декстер, — я этого не сделал. Я хочу, чтобы первый раз, когда я буду внутри тебя, был особенным для нас обоих. Как бы я ни хотел… — Его бицепсы округлились, когда он расцепил руки и наклонился вперёд. — …и всё ещё хочу — я не сделал этого.
Одинокая слеза скатилась по её щеке.
— Спасибо.
Ещё одна благодарность за то, что не должно быть подарком: одеяло, еда, её невинность. А потом она вспомнила его слова.
— Но ты сказал сейчас… как я сжимаюсь?
— Одна проба. Я мужчина, а ты прекрасная женщина, которая была обнажена передо мной. Придёт день, и ты сама захочешь, чтобы я зарылся лицом в твою киску, пока ты не будешь выкрикивать моё имя. Это была только проба.
Её голова упала вперёд, лицо покрыто слезами.
— Клоп?
Она резко вскинула голову.
— Изнасилована!
Взгляд Декстера потемнел.
— Я не насиловал тебя.
— Ты спросил, как я себя чувствую. Так вот. Я чувствую себя изнасилованной.
— Этого не было. Я мог. Ты была прямо тут. — Его большая ладонь стукнула по столу. Тарелки и стаканы подпрыгнули, приборы звякнули, выплеснулась вода. Его выражение лица всё темнело. — Я могу это сделать прямо сейчас. Кто меня остановит? Ни ты, ни кто-то другой. Ты должна уложить это в своей голове. Ты теперь моя, чтобы делать то, что я хочу. Даже зная, что ты моя, в моём распоряжении в любой момент, я достаточно уважаю тебя, чтобы только снять с тебя одежду и попробовать твои губы, поцеловать твою мягкую кожу и — да, один раз попробовать твою тёплую киску. Ты знаешь, что ты сделала?
Она потрясла головой. Она не хотела знать. Пища, которую она ела, чай и вода, которые пила, подступали к горлу.
— Нет.
— Ты мгновенно стала влажной. Хотелось ли мне быть внутри тебя пальцами,
