книги.
— Опять уезжает… — печально произнесла Теслиме… — Теперь через год приедет. Жди каждый день письма и волнуйся.
Теслиме поднялась с места:
— Когда поедет Акиме, сынок? Поехали бы вместе.
— Скоро и она выедет, мама. Ждет сообщения из института. А я спешу, через несколько дней занятия начинаются.
Рано утром, распростившись с матерью и отцом, Билял отправился в дорогу. Старый Мемиш, повесив голову, а Теслиме, вытирая глаза, направились на работу.
В этот день опечаленная мать забралась в угол табачного сарая, подальше от всех, и работала молча, ни разу не вмешиваясь в разговор женщин. Девушки, видя ее печаль, не шутили с ней. Только дочь бригадира Мурата, наполнив свой передник крупными листьями табака, высыпала их перед Теслиме, желая оказать уважение загрустившей матери.
V
Долго ходила Теслиме на работу подавленная, молчаливая. Прошло несколько месяцев, и она забыла свою печаль, немного повеселела.
— Билял все учится и учится, — говорила она теперь. — В главной школе учится. Будет самым большим агрономом…
Хоть и гордилась она будущим агрономом своим, но в душе ругала «главную школу», которая разлучила ее с сыном.
Не знала Теслиме, что сын ее встает теперь каждое утро на рассвете и бегает на аэродром. Там прыгает он с парашютной вышки точно так, как, будучи мальчишкой, прыгал с плетня на мягкую траву. Если бы знала она, как на днях Билял прыгал с самолета с высоты в тысячу метров, как бы испугалась бедная мать. Хорошо, что Теслиме, да и остальные жители Отара об этом не знали. Об этом и Акиме в своих письмах к матери не написала. Как же писать ей, если она уже целый месяц вместе с Билялом посещает школу парашютистов и со странным чувством, чувством страха и решимости, готовится прыгать с самолета.
Узнай об этом Пенбе, мать ее, человек со спокойным и ровным характером, и та всполошилась бы. А Джалагай Али тотчас выехал бы в город уговаривать дочь, и даже поругал бы ее.
Когда Акиме училась в Феодосии, она увлекалась волейболом, баскетболом, а на парашютный спорт смотрела с каким-то содроганием, считая его опасной забавой. Но с тех пор, как подружила она с Билялом, мнение ее о парашютном спорте изменилось. У нее теперь чем дальше, тем больше усиливалась страсть подняться высоко-высоко над землей и, летая птицей в чистом просторе, наблюдать мир.
В середине ноября в одно тихое и необычайно теплое утро на машине привезли Акиме в аэроклуб. После осмотра врачом, она снарядилась к прыжку. Когда Акиме была в кабине самолета, прибежал взволнованный Билял.
— Хорошо, что успел… Ты уже готова, Акиме? — спросил Билял, часто дыша.
— Да-а, — ответила Акиме, и, желая казаться бодрой, улыбнулась. Однако побледневшее лицо, широко раскрытые светлосерые глаза ее, говорили о том, что сердце девушки бьется тревожно.
— Не волнуйся, Акиме!.. Ничего с тобой не будет, — начал успокаивать Билял, но шум мотора прервал его слова.
Огромная стальная птица с двойными крыльями, подняв своим пропеллером целый буран, помчалась вперед и взмыла вверх.
Теперь весь город, заводы с высокими трубами, железная дорога и река, все это лежало внизу на тусклом осеннем поле, как грандиозная картина, написанная огромной кистью. Но сейчас Акиме не до этих прелестей. Ее мысль занята прыжком, и она не в состоянии любоваться открывшейся панорамой.
В этот напряженный момент инструктор подал команду «приготовиться». Акиме, цепко держась за борт самолета, неспеша вышла на плоскость крыла.
Выждав момент, она прыгнула. Чуть заметный, тихий утренний ветерок отнес ее в сторону, к вспаханному полю. Она только теперь окинула взглядом окрестность. Ей сразу стало легко и весело. Захотелось петь, позвать Биляла. Но, чувствуя, что она все быстрее и быстрее опускается вниз, Акиме свела согнутые в коленях ноги… «Земля уже совсем близко… земля, которая кормит всех людей, животных и насекомых! Ах, с какой силой она тянет к себе человека!» — подумалось ей.
Акиме коснулась ногами земли. Тем временем примчался Билял.
Совсем иными глазами посмотрела Акиме на своего земляка, несколько раз глубоко вздохнула, улыбнулась, но почему-то ничего не сказала.
Билялу захотелось обнять ее и, неся на руках, представить начальнику клуба. Но другие парашютисты, подоспевшие в этот момент, прервали его сладкую мечту.
Так два студента из далекого селения Отар стали парашютистами.
Наступило жаркое лето. Теслиме давно уже ходила и приговаривала:
— Скоро приедет Билял. Приедет из главной школы.
Наконец, настал и долгожданный июль. Билял и Акиме зашли в кабинет начальника аэроклуба.
— Товарищ начальник. Мы, значит, Акиме и я поженились, — сказал Билял и нерешительно подошел к столу.
— Хорошо, очень хорошо. — поднялся начальник. — Стало быть будете работать вместе дружной семьей, не так ли? Поздравляю, поздравляю вас!
Акиме все еще стояла возле дверей. Начальник, подойдя к ней, сперва поздравил ее, затем Биляла. Акиме покраснела.
— Товарищ начальник, — снова заговорил Билял. — Во время каникул мы хотели побывать в своей деревне.
— Я не против. Поезжайте…
— Это хорошо, товарищ начальник, но… мы не хотим ехать туда на подводе…
— Туда, кажется, нет железной дороги?
— Да, село наше далеко от железной дороги, товарищ начальник. Поэтому мы хотели туда полететь…
— Полететь?! — удивился начальник.
— Да, мы хотим показать односельчанам, как прыгают с парашютом.
— Хорошо, — согласился начальник после некоторого раздумья.
VI
Горбатый почтальон, напоминающий на велосипеде большого паука, кричал еще издали:
— Тетя Теслиме! Вам телеграмма, телеграмма!
— Мне телеграмма?.. Неужто несчастье с сыном случилось?!.
Женщины с любопытством и тревогой окружили Теслиме. Дочь бригадира Мурата, прочитав телеграмму, объяснила:
— Сын ваш женился на Акиме, завтра вечером в Отар приедут…
Теслиме побледнела, слезы радости сразу показались на ее глазах. Она взяла телеграмму обеими руками и держала ее перед собой. Затуманенные слезами глаза ее ничего не видели.
— Ах, ты мой родной, послушался все-таки меня, нашел Акиме… — шептала она в забытье.
Весть, которую принесла телеграмма, распространилась так быстро, словно ее разнес ветер. Сегодня и старый чобан вернулся с пастбища рано. Он, не знавший песен и не умевший петь, сегодня все время ходил и бурчал какую-то мелодию.
А Теслиме готовилась. Она вымыла все окна, вычистила медную посуду, сперва золой, а затем кислым катыком, а фарфоровую посуду начисто вытерла самотканным мягким полотенцем, после чего расставила все это рядами на полки, так что каждый саан, кастрюля, тарелка, чашка и блюдце были на виду, словно на выставке.
Правление колхоза, узнав о женитьбе студентов-отарчан, решило устроить красную свадьбу.
Утром молодежь вынесла из клуба все столы и стулья и расставила их под широким навесом, покрытым листьями виноградника. Двое пожилых женщин и несколько девушек принялись готовить
