фелюги и собирать дань. Никудышное сооружение, которое развалилось от первого залпа с итальянского дредноута в октябре 1911-го, с тех пор не восстанавливалось, и было пригодно лишь для пикников. При известной фантазии там можно было вообразить себя мушкетерами, завтракающими на бастионе Сен-Жерве во время осады Ла-Рошели. Еще, там можно было нырять с обломков старого причала, без всякого риска удариться головой — глубина позволяла.
Такое место противошоковой вечеринки выбрали те, кто в диалоге чешских стажерок назывались киношниками из «Геоскопа». На самом деле это были: Эрик Лафит, Ханка Качмарек и Кевин МакЛарен. Тут в Ливии они снимали второй сезон научпоп-сериала «Межзвездные расы» по мотивам книги Лафита «Галактика, как жемчужная ферма». У Эрика Лафита (хотя журналиста по профессии, но за последние годы нахватавшегося базовой физики) стендовые тесты фюзор-плазмика не вызвали дикого ужаса. В общих чертах он представлял себе, как это работает. Ханка нахваталась вместе с ним, и у нее стартовые условия были лучше (она не успела перед этим забыть школьную физику). Совершенно иначе выглядел менталитет медиа-техника Кевина МакЛарена. Хотя его профессия вроде предполагала какие-то знания об устройстве материального мира, он оказался почти чистым листом во всей физике вне прямой связи с медиа-процессом…
…Это «почти» лишь усугубляло ситуацию. Будь он совсем чистым листом в физике, зрелище плазменного факела на башне с дистанции миля не вызвало бы у него особых опасений. Но Кевин (как типичный зумер) часто смотрел псевдонаучный шлак на т. н. «прогрессивных» каналах, где уже более полувека вся ядерная энергетика объявлялась вредоносной и смертоносной. Реальность жизни кое-как примиряла его с урановыми и ториевыми АЭС, и даже с кристадиновыми батарейками (частично легализованными в Европе вскоре после Вандалического кризиса), но любое новое в этой области внушало Кевину мистический ужас. Только зная это, можно оценить его отвагу: при полигонных съемках он ни разу не проявил испуга. Теперь, глядя на огонь примуса (заменявшего на этой вечеринке — традиционный европейский костер), Кевин хмуро произнес:
— Пообещайте: если что, включить в презентацию сериала несколько слов про меня. Не слишком трагичных, а так, в память о хорошем парне, настоящем ирландце.
— Это у тебя что, не первая пинта? — подозрительно поинтересовалась Ханка, глядя на полулитровую бутылку виски у него в руке (оттуда убыло пока не более четверти).
— Первая, — сказал он, — пойми, сестренка, мне сейчас даже пойло не льется в глотку. Я схватил тысячу долбанных зивертов.
— Сколько-сколько? — переспросила она.
— Я же сказал: тысячу долбанных зивертов. Так что, сестренка, я в полном дерьме.
— Кевин, — окликнул Эрик, — ты мне друг, но извини: сейчас ты бредишь.
— Бредить я стану позже, когда меня накроет ОЛБ… — тут медиа-техник приложился к бутылке, — …А сейчас я помню точно эту тысяча с мелочью на мониторе полигонного эскулапа, когда он просканировал мою персональную дозиметрическую карточку!
— Не знаю, что ты видел, но тысяча зивертов смертельна даже для нас. Это сильно выше порога резистентности, создаваемой ксианзаном-эф. А ты умер бы на месте, под лучом!
Со стороны входа на причал послышался чуть скрипучий баритон:
— Какие-то готичные разговоры… Что случилось?
— Классно! — воскликнула Ханка, увидев Скрэтти и обеих чешских стажерок,
— Может, вы знаете, как Кевин мог увидеть тысячу зивертов при дозиметрическом мониторинге?
— Тысячу зивертов?! — изумилась Кветка, — Ты что, лазил у башни во время включения?
— Он не лазил! — возразила Ленка, — Он с видеокамерой торчал у иллюминатора.
— Да, так и было, — подтвердил Кевин, после чего снова приложился к бутылке.
— Какая-то фигня с этой тысячей! — объявила Скрэтти, выпучила глаза и наморщила нос, ненадолго став похожей на ту саблезубую крысобелку-летягу, у которой заимствовала псевдоним. Затем она извлекла из корзины для пикника — литровую бутыль тунисского инжирного самогона, тетрапак оранжа, бидон сладкого холодного кофе и смешала все названное в пластиковом ведре, создав коктейль «летающая крепость» или кратко «Б-17». Легенда утверждает, будто этот коктейль изобрели в 1942-м пилоты Б-17, летавшие из Бенгази бомбить европейскую нефтяную инфраструктуру, питавшую Вермахт топливом.
— Вот это толково! — одобрил Эрик и разлил коктейль по пластиковым стаканчикам.
Кветка глотнула легендарного пилотского коктейля, вытерла губы ладонью, глянула в идеально-черное небо с будто серебряными звездочками, и спросила:
— А кто помнит вид экрана при сканировании дозиметрических карточек?
— Давай найдем это в сети, — предложила Ленка, уже вытянув смартфон из кармана, — как принято в MOXXI, все марки контрольных приборов публикуются на сайте.
— Давай, — согласилась Кветка и сделала шаг к компаньонке, чтобы тоже видеть.
— Вот я думаю, — сказала Ханка, — если бы док увидел тысячу зивертов на мониторе, то мгновенно направил бы Кевина в процедурную чтобы спасти его прекрасную тушку.
— Про прекрасную тушку, это ведь комплемент был, да? — с надеждой спросил Кевин.
— Разумеется! — подтвердила она.
— Ладно, — он улыбнулся и глотнул еще виски.
Чешские стажерки, между тем, открыли искомое. Ленка повернула экран смартфона к Кевину и спросила:
— Так это выглядело?
— В точности так, — подтвердил он.
— А угадай, на что указывает буква «мю» рядом с числом?
— Почем я знаю, может мю-мезоны по-гречески. Есть же вроде такие частицы.
— Нет, Кевин. Это не мезоны, это приставка, означающая «микро». Значит, твоя доза в зивертах составляет тысячу делить на миллион. Одна тысячная. Или, если выразить в рентгенах, то одна десятая. Меньше, чем доза при снимке челюсти у стоматолога.
— Правда, что ли? О, сотня чертей мне в жопу! В смысле: девчонки, я вас обожаю!
— Тогда сотвори горячую закуску, ОК? — с фермерской прямотой предложила Кветка.
— Запросто, чтоб меня! — объявил медиа-техник и занялся стряпней на примусе.
Некоторое время вся компания с энтузиазмом наблюдала за процессом поджаривания ломтиков маринованной баранины, а затем что-то негромко мелодично пискнуло.
— Это мой! — Ханка сняла с пояса смартфон и глянула на экран, — Ну вот: Лола и Аслауг приземлились в эмирате Умм-эль-Кювайн, и Лола пишет: прикольное местечко.
— Слушай, а у них что, лесби-отношения? — поинтересовалась Ленка.
— Да, вроде того. Эпизодически-романтическая интрижка, как говорит об этом Трэй.
— Э-э… А кто такая Трэй?
— Чоэ Трэй, реальная рэйв-идолица, — пояснила Ханка, — ты могла слышать что-то из ее альбомов. А с некоторых пор Трэй живет арго-тройкой с Аслауг и Юлианом.
— А что, рейв-альбом «Revolution of roadside» — это ее? — встряла Кветка.
— Ага! Это ее второй межзвездный альбом, первый был «Toads are thirsty».
— Кто ляжет с астрофизиком, тот запоет про звездолеты, — прокомментировала Скрэтти, экспромтом перефразировав интернациональную пословицу «кто ляжет с собакой, тот проснется с блохами».
…
*13. Вселенная с дырами, пузырями и сверхцивилизациями
Юлиан Зайз рассчитывал поспать после того, как подтвердилось нормальное прибытие чартера из Бенгази в
