глубоко впечатлен научной стороной дела, чтобы уделять много внимания его сентиментальной стороне.
Но мои чувства по этому вопросу были очень резко изменены ошеломляющим и совершенно неожиданным событием. Я получил следующее письмо от Хайрама Джейкоба:
"Дорогой сэр! Ваши отношения с некой молодой леди, которую я не имею права называть по имени, являются причиной большого несчастья для одного из моих заказчиков От его имени я настоятельно прошу вас полностью прекратить ваше общение с упомянутой молодой леди до 20-го числа."
Я не из тех, кто легко пугается, но перспектива лично испытать полное уничтожение была мне отнюдь не по душе. Не могло быть никаких сомнений в том, что смысл письма был именно таким. Какой-то трусливый соперник за руку Хелен Бейкер, очевидно, сделал для меня заказ у загадочного Джейкоба. К сожалению, у мисс Бейкер было столько поклонников, помимо меня, что я не знал, кого из них обвинить в этой злодейской угрозе, к тому же у меня не было финансовой возможности, чтобы отомстить оптом, сделав заказ на уничтожение их всех.
В то же время я не собирался становиться жертвой, и уже через час после получения письма я вызвал мисс Бейкер с предложением, которое обдумывал уже некоторое время, когда я уходил, я называл ее Хелен, и мы поцеловали друг друга на прощание.
Я упоминаю об этом не столько для того, чтобы показать, что мисс Бейкер предпочла меня своим многочисленным ухажерам, сколько для того, чтобы продемонстрировать, что я не трус.
Я знал, что было бы бессмысленно и бесполезно привлекать внимание полиции к письму Джейкоба. В нем не было реальной угрозы насилия; и если бы я объяснил, кто автор письма, объявив его уничтожителем Билла Тизера, доказать это было бы невозможно. Кроме того, если бы я каким-то образом смог доказать это утверждение, это неизбежно вовлекло бы меня в это дело, и мне бы пришлось предстать перед судом. Я был бы признан виновным не меньше, чем сам Джейкоб, а может быть, и больше, и это означало бы позорное окончание моих дней на конце веревки. Между этими двумя вариантами я предпочитал чистое, легко осуществимое уничтожение.
Что касается отказа от Хелен, то об этом не могло быть и речи. Я был помолвлен с ней, а я особенно тщательно слежу за выполнением своих обязательств. Мой соперник должен был видеть, что я не из тех, кого можно запугать, и, кроме того, я твердо решил, что ему не удастся осуществить свой преступный замысел.
Я решился на встречу с Хайрамом Джейкобом. Я чувствовал, что если мне удастся связаться с ним, то я смогу уладить дела к нашему взаимному удовольствию, как между учеными братьями. Гордость не позволила мне написать ему, так как я не хотел ставить себя в положение молящего о пощаде.
Я уже предпринимал несколько попыток найти его, поскольку мое любопытство побуждало меня узнать у него разгадку его удивительной тайны, но все мои усилия в этом направлении оказались тщетными. Вне своего почтового ящика он, казалось, не существует.
Так как теперь дело приняло более серьезный оборот, я посвятил все свое время и энергию его поиску. До назначенной даты моего уничтожения оставалось пять дней. Три из этих дней я провел в почтовом отделении, с раннего утра до поздней ночи наблюдая за ящиком 975.
Но несмотря на мою бдительность, только после того, как я затратил столько времени, мне все же удалось выяснить, кто забирает почту из этого ящика. И только благодаря счастливой случайности я сделал это открытие. Во время своей медленной прогулки по вестибюлю я неожиданно повернулся и застал невысокого человека за тем, как он брал письмо из ящика № 975. Он открыл и снова закрыл ящик так быстро, что, задержись я на пятнадцать секунд дольше, я бы его не заметил.
Положив письмо в свою сумку, он вышел из здания. Я сразу же последовал за ним, держа его в поле зрения, но избегая любой видимости его преследования. Пройдя несколько кварталов, он остановился у почтового ящика на углу улицы. Взяв письмо из сумки, он положил его в большой конверт, запечатал его и уже собирался отправить, как вдруг письмо выскользнуло у него из рук и упало на землю. Прежде чем он смог поднять его, я увидел адрес: "Комната 37, Дантон Билдинг".
Это было все. Имени не было. Но этого оказалось достаточно, и на следующий день я с утра пораньше постучался в комнату № 37 в Дантон Билдинг. Шесть раз я звонил, колотил в дверь и нетерпеливо расхаживал по коридору, но каждый раз безуспешно. Тогда уборщик сказал мне, что в комнате никто не живет. Он сказал, что кто-то снял ее, но никогда не пользовался ею, единственным, кто туда приходил, был хозяин, и он всегда опускал письма через отверстие в двери.
С помощью крючка и нескольких отмычек мне удалось попасть в комнату на следующее утро. Это было двадцатое число месяца, последний день моей отсрочки, и я считал, что отчаянные шаги допустимы.
Комната была без мебели и совершенно пустая. На полу лежали два письма, которые посыльный просунул через дверь. Я захватил с собой ланч, так как мне было суждено оставаться здесь до тех пор, пока мистер Джейкоб не придет за письмами. Несмотря на заявление уборщика, было ясно, что Джейкоб должен пробраться в комнату в течение дня или ночи, чтобы забрать свою почту. У меня также был с собой револьвер на случай непредвиденных обстоятельств.
Прошло два или три часа, не было слышно ни звука, ни признаков присутствия кого-либо. Мое бдение становилось все более утомительным. Я сидел на подоконнике, присматривая одним глазом за дверью, а другим, чтобы отвлечься, разглядывал крыши и дымоходы снаружи.
Наступило двенадцать часов, а я все еще был в одиночестве. Я достал из кармана свой ланч и случайно взглянул на пол. Письма, лежавшие рядом с дверью, исчезли,
Меня охватил жуткий озноб. В комнату никто не входил. Я задвинул засов, когда входил, и дверь все еще была заперта. Под дверью не было никакого отверстия, через которое можно было бы достать письма.
Ситуация была просто жуткая, а в сочетании с загадкой бытия Джейкоба и осознанием его страшной сущности, я не думаю, что меня можно винить за то, что я чувствовал себя решительно неуютно – не говоря уже о том, чтобы испытывать страх.
Бывают моменты, когда у самых храбрых людей сдают нервы, когда рассудительность и благоразумие пускаются на
