— Натэниел только что пришёл с работы, и мы не успелипоговорить, поэтому он поехал с нами.
Шериф Кристофер нахмурился:
— Вы сказали, что были дома.
— Так и было.
— Я думал, что вот этот — ваш бойфренд.
— Так и есть.
— Тогда это кто такой? — спросил он, ткнув большимпальцем в сторону Натэниела.
Натэниел разговаривал с последним помощником шерифа. Ему,кажется, было легче, чем Мике или мне. То ли помощник попался поумнее, то ли нетак нагруженный предрассудками.
— Мой бойфренд.
— Они оба ваши бойфренды?
Я сделала вдох и медленно выпустила воздух.
— Да.
— Ну и ну! — сказал он.
Я про себя быстренько помолилась, чтобы Зебровски приехалпоскорее.
— У нас тут очередная жертва, шериф, или это вам всеравно?
— Да, кстати, — сказал он и уставился на меняжёсткими коповскими глазами. Если он думал, что я съёжусь, то ошибся, но взглядбыл хорош. — Вы совершенно случайно обнаружили следующую жертву нашегосерийного убийцы?
— Да.
— Чушь собачья.
— Думайте, что хотите, шериф. Я сказала вам и вашимлюдям чистую правду. Могу что-нибудь сочинить, если вам так будет легче.
Он посмотрел мимо меня на Мику.
— Разговаривая с человеком, я люблю видеть его глаза.Снимите очки.
Черт. Мика посмотрел на меня, я на него. Я пожала плечами.
— Паттерсон не спросил Мику впрямую, чем он занимается.Он слишком увлёкся, пытаясь заставить Мику признать, что он стриптизер, илигомосексуалист, чтобы заботиться о фактах.
— Хорошо, тогда я спрошу. Чем вы занимаетесь, мистерКаллахан?
— Я координатор Коалиции За Лучшее Понимание МеждуОбщинами Ликантропов и Людей.
— Вы — кто? — переспросил Паттерсон.
— Помолчи, Паттерсон, — сказал Кристофер. —Так вы из слюнявых либералов, которые считают, будто у животных равные права?
— Вроде того, шериф.
Кристофер вдруг перенёс все своё внимание на Мику.
— Снимите очки, мистер Координатор.
Мика снял очки.
Паттерсон отшатнулся, его рука легла на рукоять пистолета.Плохо. Шериф же уставился в кошачьи глаза Мики, качая головой.
— Зверелюбка и гробовая подстилка. Куда уж ниже падатьбелой женщине.
Замечание насчёт белой женщины сняло все вопросыотносительно того, какие ещё у него могут быть предрассудки. Законченныйрасист, на дух не выносящий всякого, кто не мужчина, не белый и не натурал. Дочего же узколобая точка зрения!
— Моя мать — испанка из Мексики. Так вам легче, шериф?
— Черномордая! — сплюнул он.
— Вот именно, — улыбнулась я, и улыбка даженаполовину дошла до глаз.
— У вас очень довольный вид для женщины, у которойвыдался по-настоящему плохой день.
— А как он может стать ещё хуже, шериф?
— Вы знали, что тело здесь, потому что это сделал вашбойфренд и его ребята. Потому-то вы его и нашли.
— И зачем бы я притащила своих бойфрендов, и как яустроила, что моя подруга напилась именно здесь?
— Вы собирались переместить тело, спрятать его. Вотпочему вам нужно было столько народу. Была здесь ниточка, которая ведёт к вашимпедерастическим дружкам-вампирам.
Я подумала, как бы отреагировали Жан-Клод и Ашер на званиемоих педерастических дружков-вампиров. Лучше не знать. Я покачала головой:
— Сколько судебных исков подано против вашегодепартамента, шериф?
— Ни одного.
Я засмеялась, но не слишком весело.
— Что-то не верится.
— Я делаю свою работу. Это и все, что людям нужно.
Не моё дело, конечно, но интересно, сколько из арестованныхим не белые, не натуралы — не такие, как он. Я почти готова была все своиденьги поставить, что большинство его арестов — из этой категории. Хотелось бынадеяться, что я ошибаюсь, но вряд ли.
— Вы знаете цитату, что если у вас есть только молоток,то все проблемы начинают казаться гвоздями?
Он посмотрел на меня, не очень понимая, к чему я клоню.
— Да, мне нравится, как мистер Айюб пишет.
— Мне тоже, но я вот к чему: если все, на кого высмотрите, оказываются монстрами, то ничего другого вы и не увидите.
Он нахмурился сильнее:
— Не понял.
И чего я стараюсь?
— Вы настолько поглощены ненавистью ко мне и всем, ктосо мной, что почти не делаете настоящей полицейской работы. Или вам наплевать вэтом случае? Да, шериф? Убили стриптизера-педерастика, так это же совсем не такважно, как убитая белая женщина?
Что-то мелькнуло у него в глазах — не гляди я на него в этотмомент, то и не заметила бы.
— Наверное, вы от души ненавидите этот клуб.
Глаза его были холодны и непроницаемы, когда он сказал:
— Мой опыт подсказывает мне, что, сколько верёвочке нивиться, маршал, кончик найдётся. Вы выбрали линию поведения высокого риска, икогда оступитесь, расплата будет очень горькой.
Я покачала головой:
— Никто не слеп так, как тот, кто не хочет видеть.
— Что? — переспросил он.
— Ничего, шериф, зря слова трачу.
Ожила рация на маркированных машинах, и услышанное заставилонас забыть о перепалке.
— Потери среди полиции, потери среди полиции!
Место оказалось чуть дальше по дороге, возле клуба, где нашлипервую жертву. Наглые, сволочи. Я крикнула Мике и Натэниелу:
— Берите машину Ронни и мотайте домой.
Сама я уже открывала водительскую дверь джипа.
— Анита… — начал Мика.
— Я тебя люблю, — ответила я, залезая за руль.
Я сдала назад, и мне пришлось подождать, пока полицейскаямашина освободит мне дорогу. Натэниел все ещё опирался на машину, где егодопрашивал помощник шерифа. Я нажала кнопку окна со своей стороны и послала емувоздушный поцелуй. Он улыбнулся и послал мне его обратно. Потом я оказалась влинии с двумя полицейскими машинами, и мы уехали. Потери среди полиции —вампиры? Или повезло какому-то пьянице? Не узнать, пока не приедем.Единственный светлый момент — что я не буду больше наедине с шерифом и его людьми.Полиция съедется отовсюду. Куча людей, которых в обычном случае ни работа, ниюрисдикция сюда не позвали бы.
