быстро отвесил каждому по щелбану в лоб. После чего развернулся к подъезду, приветливо махая мне ручкой.
– А-а, куда пошёл?! Давай дальше бей!
– Я ударил один раз, а второй и третий – ударю, когда захочу! Но сегодня мне не хочется. Может, завтра? А может, после святого праздника Рамадан? Не знаю, не решил ещё…
Три горбоносых жителя Кавказских гор так и остались на улице, неуверенно косясь друг на друга и пытаясь со скрипом понять, где же их провели и сколько им ждать второго-третьего удара, после которого они этого… такого-сякого, просто закопают!!! Последний раз мы с домулло выходили на балкон около часа ночи, эта троица всё так же стояла и думала, думала, думала…
Глава 39
Перед выборами нимб не жмёт ни одному депутату…
Бытовое наблюдение
Вот так же и в тот день, когда они добрались до маленькой зачуханной чайханы, где подавали вкуснейшие лепёшки, но никогда не было мяса, герой народных анекдотов уселся думать. Скучающий Лев успел наворовать сена, накормить ослов, пронести в обход чайханщика вяленую конину и рыбный балык и в тупом одиночестве умять больше половины, а Ходжа…
Ходжа всё это время сидел с отсутствующим взглядом, уставясь на голую глинобитную стену, и что-то невнятно мурлыкал себе под нос, перебирая чётки. Оболенский четырежды наливал ему зелёный чай и четырежды выплёскивал его остывшим обратно в чайник. На щипки, шутки и обращения домулло не реагировал, вставать с места не хотел, никаких эмоций не проявлял, никуда не спешил и вообще, казалось, впал в полустолбнячное состояние. Он впервые повернул голову примерно часа через три, когда утомлённый жарой и вынужденным бездействием россиянин уже начал потихоньку задрёмывать, скатав под голову волшебный ковёр.
– Тебе предстоит одеться лекарем, о мой благородно храпящий друг! И на этот раз не марокканцем с клизмой, а седобородым врачевателем, владеющим тайнами женских чресел…
– Гинекологом, что ли? – не поверил такому счастью Лев. – Типа, я тут пришёл для планового осмотра на предмет мастопатии и могу все бюсты перещупать?
– Сколько умных слов, наверняка все очень учёные, – одобрительно покивал герой народных анекдотов. – Произноси таких слов побольше, и стража не дерзнёт тебя задержать, а евнухи укажут путь на женскую территорию. Сам шайтан поведёт тебя дорогой греха и искушений, но главное, не забудь в конце своего пути заглянуть в сокровищницу нашего эмира! Не бери ничего лишнего, золото и драгоценности можно наворовать в другом месте. Найди сосуд, содержимым которого наш повелитель был превращен в лопоухую вьючную скотину. Ребе Забар ждёт нас, не стоит его подводить…
– Опять евреи рулят мировой политикой?
– Увы, возможно, в том проявляется воля и умысел Всевышнего, – без лишнего фатализма согласился Насреддин. – И не беспокойся о визире, он будет очень занят.
– Чем?
– Кем, – поправил домулло. – Мною.
– В каком смысле?! – Льву вдруг совсем не понравилось умиротворённое спокойствие друга. – Погоди, ты что, намерен ему сдаться? Думаешь, пока он будет отплясывать финскую польку вокруг твоей связанной особы, это позволит мне, не привлекая внимания, сделать своё чёрное дело? А если тебя случайно не казнят сразу же, то кому прикажешь вытаскивать твою легендарную задницу из зиндана, опять мне?!
– Сколько вопросов, а ответ один – да. – Ходжа сглотнул голодную слюну, сунул нос в остывший чайник и жадно набросился на уцелевшую половину лепёшки и солёный рыбий хвостик.
– Ты псих и самоубийца, – обречённо вздохнул Оболенский, расчесал кудри пятернёй и согласился: – Хрен с тобой, плановик-затейник, зови осла!
Белый эмир, оценив идею и воодушевлённо прядя ушами, изо всех сил старался помочь двум аферистам составить хотя бы приблизительный план дворца, гарема, сада плюс всех прилегающих территорий. Заколдованный человек прекрасно понимал всё, что ему говорят, и всё, что с ним произошло, а потому пусть и не мог адекватно ответить или написать, то хотя бы кивал и чертил копытцем на песке основные линии переходов, комнат и зданий.
Меньше чем за полчаса бывший помощник прокурора вполне сносно уяснил для себя, с чем придётся иметь дело и по какой вражеской территории ему предстоит пройтись огнём и мечом. Это фигуральное выражение, в реальности он мог надеяться лишь на недорогой маскарад Айболита от гинекологии и собственное мужское обаяние. Последнего-то у него как раз хватало в избытке, хотя сам факт похода в гарем не радовал абсолютно. И дело даже не в том, что, как заметил один бдительный критик, укатали сивку крутые горки: чтобы укатать здоровяка Оболенского, – трёх гаремов было бы мало! Нет, причина была совсем в ином.
В той самой маленькой смятой бумажке, которую он не так давно вынул из кармана убитого еврейского юноши. Текст. Одно короткое слово, написанное коричневыми чернилами. Не владеющий арабской грамотой москвич никогда бы не прочёл его, если бы не видел, как эти буквы аккуратно выводила любимая женская рука в тонких звенящих браслетах. На записях в книге у кади, в договорённостях о земле, в расчётах с караванщиками она везде писала только своё имя – Джамиля…
Почему Лев скрыл это от друга? Не знаю. Ходжа тоже не знал. До поры это оставалось тайной нашего героя, хоть и обжигало ему сердце. Он быстро взял себя в руки, построжел и постарался максимально запомнить тот план, что старательно, но неумело рисовал белый ослик. Разработка мелких деталей затянулась почти до сумерек, когда Ходжа неожиданно приложил палец к губам:
– Не оборачивайся, уважаемый, похоже, сюда кто-то крадётся…
– И, судя по пыхтению, их двое, а если взять во внимание стук копыт, то один из них точно шайтан, – навострив уши, пробормотал Оболенский. – Мигни, когда встанут за дверью, о'кей?
– О'кей? – не понял домулло.
– «Якши» по-вашему, – не повышая голоса, огрызнулся Лев. – Ненавижу, когда ты тормоз включаешь.
– О'кей, о'кей, о'кей, – примирительно прошептал Ходжа, делая вид, что просто так икает. Подождал минуты три, не сводя взгляда с грубо сбитой двери за спиной друга, и наконец старательно моргнул обоими глазами.
– Гав! – грозно рявкнул Багдадский вор, вскакивая на ноги и пинком распахивая дверь. Стоявший за ней человек с копьём ловко успел отпрыгнуть.
Ловко, но неудачно, в том смысле, что обеими ногами попал на длинный хвост подталкивающего его шайтана. Вопль боли, изданный нечистым, посрамил всех павлинов, ишаков и павианов, вместе взятых!
– Не свезло мужикам, – меланхолично определил Оболенский, глядя, как взбешённый шайтан мстительно пытается откусить нос своему подельнику, а тот отбивается от него, вереща, как запрещённый исламом поросёнок. Минутой позже, бросив копьё, визжащий убийца с характерным пятном на лице исчез за поворотом, но прихрамывающий нечистый так резво кинулся в погоню, что её результативность не оставляла сомнений – этот мусульманин пойдёт на фарш…
– Кто там был?
– А помнишь того фаната, что приставал к нам то пьяницей, то проповедником? – обернувшись, доложился россиянин. – Видать, наш шайтанчик убедил его
