– Не забудьте, в субботу вечером переводим часы назад, – напомнил Сиссонс. – На зимнее время.
– Это хорошо или плохо?
– Это лишний час в постели…
– Что у тебя на вечер? – осведомилась Луиза.
– Отдых, – ответила Китти. – Имею право.
– Везет же некоторым, – сказала Луиза и странно посмотрела на Китти.
– Что?
– Ничего. Сладких тебе снов.
По ступенькам террасы Китти поднялась в главное здание, и тут на нее внезапно обрушилась усталость. Такая долгая поездка! Страшно хотелось прилечь и почитать. Но надо же наконец написать Стивену, давно пора: нечестно оставлять его в неизвестности. Правда, никто не просил его влюбляться. Как можно влюбиться в человека, с которым виделся всего дважды? Тут она вспомнила Эда и покраснела. Ну что ей сказать Стивену? Что она встретила другого и он ей больше нравится? Дорогой Стивен, я ценю твою дружбу, но не хочу ограничивать твою свободу… И так далее.
Возможности связаться с Эдом не было, Китти понятия не имела, когда они увидятся вновь, однако думала о нем постоянно. Нет, она не строила никаких планов, просто теперь он словно бы постоянно присутствовал в ее жизни, заставляя ко всему относиться иначе. По этой причине ближайшее будущее стало непредсказуемым и волнующим.
Ей слышался предостерегающий голос матери: смотри, не зайди слишком далеко. Какие у него перспективы? Как он будет тебя обеспечивать? Но тайные мечты об Эде не имели отношения к браку. И к тому, чтобы жить потом долго и счастливо.
Мне хочется зайти слишком далеко, мамочка. Чтобы течение подхватило и унесло меня прочь. Мне хочется приключения!
Она поднималась по темной и узкой лестнице, на ходу расстегивая ремень и латунные пуговицы на куртке. В коридоре под самой крышей расслабила галстук, распахнула ворот рубашки и вошла в детскую.
На ее кровати лежал Эд.
Он прижал палец к губам.
– Запри дверь, – прошептал он.
И она закрыла дверь на щеколду.
Он лежал, закинув руки за голову. Со спинки кровати небрежно свисала куртка, неподалеку валялись ботинки. Голубые глаза смотрели на Китти насмешливо.
– Как ты узнал, что это моя комната?
– От Луизы. – Я убью ее.
– Это лишнее.
Китти замерла, молча глядя на него, смущенная, растерянная, взволнованная.
– Поздороваться не хочешь? – Эд даже не попытался встать.
Китти шагнула к кровати. Эд осторожно взял ее за руку, она склонилась к нему и тихонько поцеловала.
– Здравствуй! – шепнула она.
Тут он резко притянул ее к себе, так что Китти упала на него, а он впился в ее губы. Она чувствовала прикосновение его рта и рук, тепло его тела, ритм дыхания. И позволила мыслям об Эде затопить свое сознание, твердя себе, что выбор сделан. Едва войдя в комнату и увидев его на кровати, она приняла на себя ответственность за дальнейшее.
Он отодвинулся, давая ей место рядом, целуя лоб, уши и шею. Китти закрыла глаза – веки ждали поцелуев. Его пальцы скользили по ее шее. Он начал расстегивать ее рубашку. На третьей пуговице она схватила его за руку:
– Погоди.
В комнате было два слуховых окна и эркер, откуда струился ясный свет летнего вечера. Китти стеснялась некрасивого форменного белья.
Поэтому встала с кровати и задернула маскировочные шторы. Комната погрузилась во тьму, лишь тонкая полоска света сочилась из-под двери.
Ощупью Китти вернулась в объятия Эда. В темноте она чувствовала себя раскованнее и позволила его рукам блуждать где вздумается. Он снял с нее рубашку и бюстгальтер. Легонько коснулся груди – по коже словно пробежал ток, бросая в дрожь. Захотелось прильнуть к его обнаженному телу.
– Нечестно, – шепнула она, – ты еще одет.
Он стянул с себя рубашку; голые по пояс, они снова принялись страстно целоваться. Чем дольше он ее гладил, тем горячее отзывалось тело. Китти знала, что случится дальше, и хотела этого, хотела с той минуты, когда они поцеловались на Маунт-Каберне. С той минуты, когда он сошел на причал Нью-Хейвена, как вернулся к ней живым и невредимым.
Китти никогда прежде не раздевалась перед мужчиной. Никогда не занималась любовью. Нет, она не наивна: некоторые девушки из ее отряда подробно описывали, как проводят свободные вечера, но сами ощущения для нее были новостью. Она не знала, как можно описать происходящее, в сознании всплывали лишь грязные слова, виденные на стене туалета или услышанные сквозь общий хохот в спальне тренировочного лагеря. Видела бы ты его прибор! Я визжала, как резаная свинья. Такая свая – вспотеешь, пока забьешь.
Китти чувствовала, как, повинуясь магии желания, напрягается его плоть. Прижимаясь к Эду, ощущала эту нарастающую твердость. Эд накрыл вздувшийся бугор рукой Китти. Она осторожно водила ладонью вверх-вниз, исследуя его форму. Потом Эд расстегнул ремень, и ее ладонь скользнула внутрь форменных брюк. Какой он там теплый и нежный, но вместе с тем крепкий и твердый! Она то осторожно сжимала его, то гладила, чувствуя, как он вздрагивает под пальцами. Тело Китти горело, кожа пылала. Она хотела Эда – всего, без остатка. Утонуть в его запахе, прикосновениях, во всех ощущениях этой близости.
Он стал стягивать с нее юбку. Ну конечно, она тоже должна раздеться. Китти помогла ему, потом отстегнула чулки. И замерла, почувствовав, как его рука скользнула под трусы. Затаив дыхание, Китти ждала его прикосновения. И вот Эд уже гладит ее там. Китти дрожала от возбуждения. Под его руками она словно заново познавала собственное тело, все его тайные, ранее неведомые уголки. Он изучал ее, как только что открытый, еще неизведанный континент. Китти раздвинула ноги пошире, чтобы его рука могла свободнее двигаться по ее телу – и внутри его.
Я вся твоя, Эдди.
Китти расстегнула пояс для чулок – он упал на пол. Скользнув рукой под резинку ее форменных трусов, уродство которых скрывала темнота, Эд стянул их ниже колен. Китти ворочалась, чтобы выпутаться из них совсем. Наконец остались только чулки.
Эд снова гладил ее, изучал, ощупывал. Она тянулась к его члену, сжимала в ладони. Глаза уже привыкли к темноте, и Китти разглядела улыбку на лице Эда.
– Ах! – Из ее груди вырвался изумленный вздох.
Он прикоснулся к некой особой точке, отчего по ее телу прокатились волны удовольствия.
– О Эдди! О Эдди!
Он целовал ее грудь, задерживаясь на сосках, сжимая их губами. Китти казалось, будто раньше у нее вообще не было тела, оно стало проявляться лишь теперь, под этими руками. Хотелось обнять Эда сильно-сильно, срастись с ним, раствориться в нем.
– Милый, – шептала она, – милый, милый.
Теперь он был сверху, и Китти с готовностью раздвинула ноги. Почувствовала, как он мягко тычется по внутренней стороне бедра, ища вход. Она чуть приподнялась, помогая.
