— Господи, да что за чепуху ты несешь! — уже вслед ей крикнула Фенела.
Но как только девушка осталась одна, улыбка мгновенно исчезла с ее губ, и Фенела в отчаянии спрятала лицо в ладони.
— Как же мне быть?! — прошептала она.
Да, вот таких осложнений она никак не ожидала: My выросла слишком ранимой в отношении амурных делишек их злополучного родителя!
Разумеется, My воспримет ее поступок не иначе как предательство, если она, Фенела, хоть каким-либо образом впутается в омерзительные дела, запятнавшие жизнь их семейства и постоянно травмирующие сердечко бедной My.
Рекс и Илейн — между ними существовала связь, и нельзя было не посочувствовать девочке и, собственно говоря, не согласиться с ее точкой зрения…
«И почему только все так получилось?» — спрашивала себя Фенела, подходя к окну.
Постояла, невидящими глазами уставившись в сад и вспоминая сцену в библиотеке, когда она, захваченная властной силой притяжения мужских глаз, впервые испытала этот дикий, непреодолимый порыв страсти.
«Я люблю его! — сказала она себе. — Я не в силах его бросить… не в силах!»
Фенела судорожно сцепила пальцы и твердо знала, что отныне власть Рекса над ней безгранична. Ничего она не жаждала теперь так страстно, как прикосновения его губ и сильных рук, сжимающих ее в своих объятиях; она томилась по звукам его голоса — низкого и срывающегося, когда он зовет ее по имени…
Девушка легонько вздохнула, и тут только до нее дошло, что чайник закипает.
Пока Фенела готовила чай, она не раз ловила себя на том, что губы ее невольно шепчут вслух:
— Рекс! Рекс!
Только вчера еще она хлопотала по дому, беспокоилась о разных разностях и вряд ли сознавала, что в душе у нее подспудно творятся вещи чрезвычайной важности. Но теперь-то стало ясно, что любовь крепла и зрела в сердце все время, даже когда Фенела и не подозревала о ней.
А ведь вовсе не трудно было догадаться об истинном положении вещей: хотя бы по постоянным взглядам, которые она бросала на часы, когда дело шло к вечеру, то есть близился час возвращения Рекса Рэнсома из лагеря. И разве сложно было понять, отчего мгновенно и судорожно замирает сердце, когда из холла доносится его голос?
И, наконец, самая верная примета — она теперь частенько убегала наверх, чтобы получше привести себя в порядок, чего раньше за ней никогда не замечалось.
— О, Рекс!
Весь вечер Фенела наблюдала, как My беседует с сэром Николасом Коулби.
Девушка ощущала, что ее буквально раздирают на части два противоположных чувства: ее любовь к Рексу, вспыхнувшая нежданно-негаданно и заполонившая собой все вокруг, и любовь к младшей сестренке, укоренившаяся с годами и ставшая главным смыслом жизни для них обеих.
Фенела вздернула подбородок и расправила плечи, как будто бросала вызов целому свету, но глаза ее блуждали по комнате, все время невольно возвращаясь к My, и девушка наконец в отчаянии обратилась к Рексу:
— Скажи же мне что-нибудь!
Он полулежал, лениво раскинувшись в большом кресле и вытянув длинные ноги к огню.
— Лучше ты мне скажи, — возразил он. — Скажи, о чем ты думаешь? Весь вечер я наблюдаю за тобой, страшно серьезной, почти суровой. Что тебя мучит, Фенела?
— Ничего, — отвечала Фенела, чувствуя, как внезапная паника охватывает ее. — Во всяком случае, ничего конкретного, о чем можно рассказать.
Рекс понизил голос:
— Неужели есть что-нибудь, о чем бы мы не смогли сказать друг другу?
Фенела затеребила в пальцах платочек.
— Я догадываюсь, что ответ должен быть «нет», — призналась она, — но на самом деле это не так. Есть еще кое-что, чем я не могу поделиться с тобой… пока.
Ох, будь же благословенна за это последнее слово! — с нежным воодушевлением выговорил он. — Конечно, я понимаю тебя, моя любимая, и помни только, что я всегда с тобой, только позови!
Последние слова он произнес с такой пылкой страстью, что Фенела испуганно отпрянула. К счастью, Илейн в комнате не было: после обеда она поднялась к себе наверх.
Сэр Николас и My, расположившись в уголке, начали партию в греческий бильярд: Рекс нынче днем захватил игру с собой из дома, а в лагерь отвезти еще не успел.
Саймон углубился в просмотр накопившихся к тому времени писем, до которых лишь теперь дошли руки.
Никто не обращал внимания на влюбленную пару, и Фенела, протянув ладонь, на секунду с молчаливой нежностью накрыла ею руку Рэнсома, а потом сразу же поднялась и подошла к огню.
Интимное уединение с Рексом представляло слишком большую опасность: девушка боялась выдать себя, но и натягивать маску полного безразличия, пусть на секунду, казалось ей невыносимым, когда он находился здесь, рядом, в комнате.
Она опустилась на колени, чтобы подбросить дров в камин, потом присела на корточки: темный бархат вечернего платья волнами лег вокруг по полу.
— Я хочу, чтобы вы вот именно так и написали портрет Фенелы, — сказал вдруг Рекс, обращаясь к Саймону.
Саймон отложил письма и через всю комнату воззрился на собственную дочь.
— Портрет Фенелы? — переспросил он. — С чего это вдруг? Вы разве забыли: я пишу только рыжеволосых?
— Да нет, с памятью у меня все в порядке, — отвечал Рекс с оттенком легкой иронии в голосе, — но все равно, я хотел бы, чтобы вы написали Фенелу.
— Вы как, просто высказываете свои пожелания или делаете конкретный заказ? — с усмешкой осведомился Саймон.
Фенела обернулась с протестующим видом, но ответ Рекса Рэнсома уже опередил ее.
— Заказ, разумеется.
Саймон посмотрел на Рекса так, словно заподозрил какую-то странную подоплеку всего происходящего, но потом, запрокинув голову, расхохотался от души.
— Забавная история получается, — заявил он. — Не успел я закончить портрет вашей супруги, а картина — уйти за максимальную цену, как вы уже спешите заказать мне портрет моей же родной дочери. В каком странном мире мы живем, господа!
Фенела заметила, как из-под загара Рекса проступили красные пятна; мгновение спустя он, подавшись вперед, чтобы выхватить новую сигарету из пачки, медленно, с расстановкой произнес:
— Конечно, если вы слишком заняты, найдутся и другие художники.
Больше он ничего сказать не успел, потому что Фенела вскочила как ужаленная.
— Стойте! Дайте же мне кое-что объяснить! — потребовала она. — Так вот, я не собираюсь позировать ни для каких портретов. Мне некогда — это во-первых: придется ждать до конца войны, когда мы сможем нанять хоть какую-нибудь служанку в помощь по дому., .
— Может, тебе лучше взять, да и сфотографироваться для молодого человека, а? — предложил Саймон. — Наверняка он останется доволен не меньше.
