— Но они могут пробежать по мне, — простонала Веста. — Я не вынесу этого.
Скованная страхом, она продолжала держаться за лацкан его сюртука, прислушиваясь к звукам.
Затем неожиданно подняла голову и произнесла обвиняюще:
— Вы смеетесь!
— Я думал, что вы — самая храбрая девушка из всех, кого мне доводилось встречать. Вы готовы были без слез взглянуть в лицо смерти, вы стояли спокойно, когда на вас готовилась напасть змея. А теперь боитесь крыс!
— Я ничего не могу с собой поделать. Унизительно давать вам увидеть мой страх, но крысы всегда приводили меня в ужас.
— Я никогда не стану считать вас трусихой, хотя и вижу ваш испуг, — успокоил ее граф. — Как я уже говорил, нет на свете женщины отважнее вас.
Веста ничего не ответила, но Через секунду граф с удивлением понял, что она плачет.
— Что я такого сказал? Чем расстроил вас? — в голосе его звучала искренняя забота.
— Это… потому что… вы так добры, — всхлипывала Веста. — Мне легче было… казаться храброй… когда я ненавидела вас.
Граф крепче сжал ее в объятиях.
— Вам столько пришлось пережить! Но теперь все кончено. Благодаря вам мы остались живы.
Он понимал, что Веста отчаянно пытается овладеть собой. Через несколько минут она отпустила его сюртук и вытерла глаза.
— Мне очень стыдно, — произнесла она.
— Вам нечего стыдиться.
— Вы сказали, что считаете меня… храброй. Но это не так. Я солгала вам вчера, когда сказала, что мне дурно после морского путешествия. — Она тяжело вздохнула, словно ей стоило немалого труда сказать правду. — На самом деле я почувствовала себя плохо, потому что боялась ехать по краю скалы. Я всегда боялась высоты. — Весте было так неловко, что она снова спрятала лицо на груди графа.
— Очень смело с вашей стороны — сказать мне об этом. Но и я, признаюсь, подозревал, в чем дело. У каждого из нас есть своя ахиллесова пята «. Может быть, в один прекрасный день вы обнаружите мою.
— Так вы тоже чего-то боитесь? — с любопытством спросила Веста.
— Конечно, — ответил граф. — Но у меня не хватит мужества признаться вам в этом.
Последовала пауза, затем Веста произнесла дрожащим голосом:
— Когда мы прибудем в Дилас, вы не скажете принцу, что я боюсь высоты и что я… плакала?
— А вы не хотите, чтобы он знал?
— Нет, пожалуйста, не рассказывайте ему, — почти умоляла Веста — Мама говорила, что воспитанные девушки не должны показывать своих эмоций — какими бы они ни были. И что члены королевской семьи всегда должны быть мужественны, даже когда анархисты бросают бомбы в их экипажи или стреляют в них из пистолетов, — А как насчет эмоций другого рода? — спросил граф. — Их вы тоже собираетесь подавлять?
— О каких эмоциях вы говорите? — не поняла Веста.
— Самая главная из них, конечно же, любовь. Последовала пауза.
— Мама говорила, — тихо ответила Веста, — что я не должна… ждать любви.
— Но вы ведь надеетесь встретить ее!
Веста глубоко вздохнула.
Интересно, как он понял, что она втайне надеется обрести любовь принца и полюбить его в ответ.
Но тут Веста подумала, что не стоит вести подобных разговоров с чужим человеком, который к тому же является другом принца и его придворным.
— Я уверена, — медленно произнесла Веста, — моя мать… сочла бы… неподобающим, что я говорю с вами о таких… интимных вещах. Я знаю также, она была бы в шоке от того, что мы лежим тут с вами… вместе, хотя я не вижу для нас другого выхода.
Говоря это, Веста выскользнула из объятий графа и снова отодвинулась на свой край постели.
— Есть две вещи, которые вам стоит обдумать, — сказал граф. — Во-первых, мы попалила исключительные обстоятельства, а во-вторых, ваша мать очень далеко и вряд ли способна помочь вам справиться с крысами.
Пока граф говорил. Веста снова услышала скребущие звуки в углу.
Не думая ни о чем, вновь охваченная страхом, она прильнула к графу, дрожа при мысли, что по ней может пробежать крыса.
— Вы думаете… их тут много? — испуганно прошептала девушка. А граф вдруг увидел поверх ее головы тощую кошку с длинным хвостом, которая пробиралась мимо постели к выходу из пещеры.
Улыбнувшись, он крепче сжал девушку в объятиях. — Вы в безопасности, леди, пока держитесь поближе ко мне.
Проснувшись, Веста обнаружила, что она одна. Девушка оглядела пещеру, но графа нигде не было.
Тут она заметила, что в пещере стало гораздо светлее, чем было ночью. Медвежья шкура, закрывавшая вход, была чуть отогнута, и видно было, как в большой пещере снуют туда-сюда люди.
Сев на постели. Веста разглядела среди них графа.
Она видела, как он бреется бритвой, которую достал, должно быть, из седельного мешка, а дети толпятся вокруг него, наблюдая за незнакомыми им действиями.
Веста встала и с ужасом обнаружила, что юбка ее измята. Она попробовала расправить ее, тряся нижними юбками.
Когда герцогиня покупала этот костюм для верховой езды у одного из известнейших лондонских портных, ей и в голову не могло прийти, как ужасно с ним будут обращаться.
В ногах кровати Веста увидела сверток со своими вещами, который принес для нее граф.
Веста с удовольствием причесалась, хотя сегодня в ее распоряжении не было зеркала.
Видимо, бесполезно было просить воды, чтобы умыться. К тому же ее не покидало чувство, что больше всего графу хочется поскорее убраться отсюда.
Взяв плащ и сверток с вещами. Веста вышла в общую пещеру.
Вокруг нее тут же снова собрались женщины. Мать накормленного вчера ребенка подошла к ней с младенцем на руках, что-то возбужденно тараторя.
Веста посмотрела на ребенка сначала с опаской, а потом с восторгом. Несомненно, ему стало лучше! Личико не было больше синим, а ручки стали теплыми.
Мать объяснила, что вчера ребенок несколько раз попил козьего молока. Веста вынула из кармана вторую перчатку и попросила графа снова поработать переводчиком. Она объяснила, что перчатки надо бережно хранить и использовать новый палец, только когда придет в негодность старый. Если дырка будет чересчур большой, мальчик станет слишком быстро заглатывать молоко, и это может вызвать несварение желудка.
Граф перевел инструкцию, и женщина понимающе кивнула.
Весте теперь задавали много других вопросов, которые уже не касались здоровья детей.
Пока граф пытался договориться, чтобы оседлали их лошадей, его постоянно отвлекали переводить рецепты Весты для лечения различных болезней, от которых, очевидно, страдала вся община.
