– Товарищ капитан второго ранга, у вас фуражка съехала набок.
С тем мы и разошлись, как выяснилось, ненадолго. После заступления дежурным по казармам он меня к себе вызвал.
– Так, лейтенант! – сказал он. – Ты у нас кто?
– Нет. Это уже в прошлом. А теперь ты дежурный по дивизии. Тут дежурный по дивизии у нас занемог, упал в открытый люк, сломал себе челюсть. Его только что в госпиталь увезли. Так что ты теперь дежурный по дивизии. Но это еще не все. Сейчас сдашь свое дежурство по дивизии мне, а заодно и дежурство по казармам, я тут останусь за всю Россию ответчиком, а ты пойдешь в море.
– Куда? – не понял я.
– В море. На спасательном глубоководном аппарате надо выйти в море на подтверждение задачи. Ну, там, выход водолазов, работа на глубине и прочая дребедень.
– Ну и что? Ты – представитель штаба. Не просто химик, а ВРТО флагманского химика. А флагманский химик – это помощник командира дивизии по специальности. А нет никого – и он уже командир дивизии, чувствуешь?
– Чувствую.
– Вот и прекрасно. У них ничего проверять не надо. Они там, как обезьяны, отработаны. Им только выход формально нужно подтвердить. Они выйдут на сутки – и назад. А ты поприсутствуешь. Всего-то!
– Никаких «но»! Я тебе дам «но»! Я уже водолазам звонил, и машина есть, снимай свой кортик, повязку – все это мне в сейф, а сам – в машину, живо. Они ждут.
Вот так я и попал к водолазам, черт побери! И принял у них задачу – это было что-то.
Леха Моноспектакль
Сцена. На сцене стол, стул, за ними кровать пружинная – панцирная сетка, подушка, верблюжье одеяло. Освещение – на стене бра в изголовье кровати.
На сцену выходит человек. Он одет в синий военно-морской китель (белый подворотничок), погоны капитан-лейтенанта, черные брюки, на ногах – черные кожаные тапочки. Китель расстегнут, под ним темно-синий тонкий шерстяной свитер без горла.
Он начинает накрывать на стол – расстилает скатерть, потом ставит на нее тарелки, стаканы, бокалы, вилки, ножи, бутылку водки, вино, хлеб нарезает, останавливается, смотрит в зал, спрашивает у зала:
– Вилки справа, ножи слева? – Сам себе отвечает: – Кажется, справа. Я сяду здесь, Леха тут, ну и жены, конечно. Все сядут на свои места. Как всегда. Я салат сделал. Салатик. Скоро все придут. Все.
Наливает стакан водки. Накрывает его куском черного хлеба. Постоял, поставил рядом с этим стаканом еще один. Близко поставил. Сказал: «Ох ты господи!». Взял гитару, сел.
Он невидяще смотрит в зал, потом перебирает по струнам и тихо запевает, точно про себя бормочет: – Подводная лодка уходит под воду… – повторяет медленно, совершенно без выражения: – Подводная лодка уходит под воду, ищи ее неизвестно где… – обрывает пение, вздыхает с высоким горловым всхлипом, и опять тихо, будто про себя: – Чтоб оно… – молчит, потом говорит: – Нет никого. Никого нет. И не надо тут… все это не надо… Леха, Леха! Леху Бутова под винты затянуло. По палубе протащило и стряхнуло.
Все это он говорит медленно, вроде бы себе самому, смотрит в пол, держит гитару одной рукой, другой наливает в стакан водки, останавливается, смотрит на стакан, не пьет, говорит: – А я не успел… Четверо держали… Я им: «Суки, он же еще живой!» А старпом мне кричал: «Тебе его мало?»
Небольшая пауза.
– Мало его. Мало. Нет его. Вот только что был, а уже и нет. Кто к этому привыкнет? Никто. Нет таких людей. Не бывает… Не бывает… (Вздыхает.) Мы ведь с Лехой еще со школы. Мы друг другу… Мы друг друга… И в училище… Я сразу на ракетный поступил, а он – по баллам – только на минера. Что я теперь его Оле скажу?
Пауза. Смотрит поверх зала, поджав нижнюю губу. Смотрит долго, чуть покачивается, звуки горлом, похожие на всхлип, носом тянет, потом успокаивается, начинает говорить:
– Начальники к ней сразу делегацию направили, ну и я… сдуру, конечно… Я сзади стоял, не пошел в дверь. А она меня и не видела. Она никого не видела. Они ей чего-то говорить стали, а она сразу все поняла. Сказала только: «А папа наш еще не пришел…»
Как я оттуда вышел – не помню ни черта. Вот ведь беда-то какая! Леха же только что на помощника сдал. Мы так и служили. Вместе. Попросились, значит, чтоб вместе. Пять лет на одном железе. Так и служили. Это его первый выход в море помощником командира.
В море вышли, заняли район и ходим по нему. В надводном. Темно. Ночь же, полярная ночь – ни хрена не видно. А тут – второй запор по вдувной вентиляции… не закрывается.
Мы в надводном – не погрузиться. Вот они и полезли… в надстройку… Леха отвечает за работы на верхней палубе. Как помощник..
Вот он и ответил… Он, боцман и старшина команды трюмных – вот они там и были. Как положено. С фонарями. Темень – глаза выколи, и море со всех сторон – масса черная – поднимается и опадает.
А человек… он же такой маленький, такой незначительный, а волна железо гнет. С одного удара. Как даст в борт, так и гул по всей лодке. И лодка вздрагивает. Совсем как человек.
Пауза. Невидяще уставился в зал.
– Там пояс есть. Такой специальный пояс. Страховочный. Им обвязался и пошел. Только зацепиться надо. Очень надо зацепиться. Страшно надо зацепиться. Закрепиться, зацепиться… вцепиться надо. Очень. Руки деревенеют, пальцы скрючивает. Это ничего, ничего. Это от воды. Вода холодная. Жутко холодная. Лед, а не вода. В нее руку сунешь, рука немеет. А на палубе рельс идет. Карабином надо за него ухватиться – хоть какая-то защита, не совсем же голым лезть. Хотя… человек перед волной всегда голый. Метр на метр и метр в высоту – уже тонна… а их там столько… этих тонн…
Пока они там возились, лодка до края полигона дошла. Штурман командиру: «Товарищ командир! Время поворота!» – вот они и повернули… На полном… ходу… Море-то спокойное было, а волна по циркуляции своим ходом поднялась.
При повороте их первая волна в надстройке и накрыла. Леха тогда сказал: «Чего это! Они ж нас утопят!» – и пошел в центральный пост… разбираться… а его – вторая волна. По палубе до кормы за секунду протащила… и стряхнула… Только не сразу… Он там еще полчаса… висел. Вот такие дела. (Вздыхает.) А я говорил: «Пустите! Я его достану!» – а они мне: «Даже если он там и висит, он все равно уже от переохлаждения помер!» (Останавливается, смотрит перед собой.) – Четверо держали. Двоих-то я сразу раскидал… Леха, Леха…
Я как Леху в первый раз в шесть лет увидел, так и сказал: «Давай всегда… дружить… Я…
Пауза. Глотает воздух, закусывает нижнюю губу.
– У меня же ничего никогда не было. Ничего и никогда. Только Леша, друг. Женя, Глебка – это все потом, а сначала-то – только Леха. Он ведь совсем маленький был. В классе. Самый маленький в классе. Вот мы и дружили. Я его оберегал… От всех…
