Джим сидел тихо, щеки обдавало горячим дыханием, брат склонялся все ниже, раскаленный, как топка.
— Эти отбросы понимают только силу, месть. Они глотают законы целиком, вроде той змеи, что жрет мышей. Но змея хоть косточки выплевывает. А мы стараемся удержать эти законы, собрать по кусочкам. А кусочки-то не складываются! И не действуют больше. Вся эта нечисть похожа на артрит, я его заработал, когда мне кувалдой по руке попали. Кувалда — это тоже оружие. Они все что угодно приспособят как оружие. Руку раздробили. Коленку сломали. Ухо чуть не откусили. У меня такое ощущение, будто это меня собрали по кусочкам. И не надо ухмыляться, братишка. А ты как раз их вытаскиваешь отсюда и отправляешь снова на улицу. Дело ведь не только во мне. Да во всех вокруг. Тонкости. Юридические нюансы. Несоответствия в показаниях. Ты считаешь, что в этом и есть суть закона?
Полицейский тихонько сел за стол, стараясь успокоиться. Он сцепил руки, не отводя от брата глаз, и стал ждать ответной реплики, за которую можно было бы зацепиться.
— А как же Брад? — Джим решил оставить вспышку гнева без внимания, он много раз слышал эту речь.
— Правосудие и долг… — Полицейский взглянул на дверь, словно ожидая гостя. Он подумал об отце. Если бы Джим не знал брата столько лет, он решил бы, что в голосе Стива проступила сентиментальность. — Это теперь пустые слова — Он посмотрел на репродукции на стенах. Рядом стояли награды отца и его собственные. — Ты произносишь эти слова, Джимми, а люди смеются. Теперь смеются. Это же уму непостижимо, до чего мы докатились. Какой цинизм! Просто смеются, и все тут. — Стив посмотрел на брата и переменил тон. — А потом они бегут ко мне сломя голову и визжат, что проклятые отбросы вторглись в их жизнь. И что, по-твоему, они смеются? Нет, что ты. Они требуют справедливости, и само это понятие больше не кажется им смешным. Вот тогда наступает моя очередь смеяться. — Он открыл ящик и начал рыться в нем, но что ищет, не знал и сам. Стив захлопнул дверцу стола. — А все потому, что тогда я вспоминаю о тебе. Я смотрю на их испуганные лица, слушаю их вопли и призывы, и я знаю, что справедливости не добьется никто. Больше никто.
Полицейский потрогал пачку сигарет, глянул на часы.
— У полицейских и адвокатов правосудие разное. Помнишь, когда мы были маленькими, мы играли с магнитами? Они отталкивались. Ко всему остальному прилипали, а друг от друга отталкивались. — Он заглянул брату в глаза — Ты же знаешь, как все устроено, Джимми. Знаешь, из чего соткано правосудие. Спектакль в суде. Слова выворачивают наизнанку. Используют людей. Вы все время используете людей в своих целях. И не надо на меня смотреть так, будто я оскорбил твою невинность. Ты на их стороне, по крайней мере до тех пор, пока у них есть чем тебе платить. А потому нечего так себя вести и требовать, чтобы я спасал твоего идиота. Забудь о нем. Он в жизни не отличит друга от водокачки. Забудь о нем, и давай вернемся каждый к своей игре. Мы ведь так хотам выиграть.
— Знаешь, Стив, с тобой что-то очень не так. Я хотя бы пытаюсь играть честно. — Джим встал, ноги от сидения совсем затекли. Он повернулся, чтобы уйти, но не сдержался и добавил: — А ты просто недостаточно стараешься.
— Ты ведь меня совсем не слушал, правда? Точно, не слушал. — Стив махнул рукой и повернулся к своим папкам с делами. — Иди, развлекайся. Пусть тебя греет мысль, что ты благородный человек, стараешься защитить этого придурка. Но задумайся хоть на секунду, что тебе на самом деле нужно? Что ты спасаешь? Что особенного в человеке, который даже не понимает, что с ним происходит?
* * *
Джим устроился поудобнее в кожаном кресле с высокой спинкой. Наедине с собой в своем кабинете он вспоминал слова брата. Раньше в речах Стива не было столько ярости. Джим даже испугался. Не в первый раз он сталкивался со сложными этическими вопросами. В любом споре Джим уступал, когда ему навязывали чужие ценности. Да, пусть он не мог похвастаться твердостью убеждений, но это позволило ему многого добиться. У него — новая спортивная машина, дом в деревне Купидонс, шикарная квартира.
Джим не знал, много ли он сделал в своей жизни добра. Ему вспомнились тысячи страниц документов. Юридические тонкости. Социальное неравенство. Неприкосновенность. Нет, он несомненно сделал много доброго и полезного. Несколько его клиентов в самом деле были невиновны. А как насчет тех преступников, которых он выпустил на свободу? Было время, когда Джим работал государственным защитником, но даже тогда у большинства его клиентов рыльце было в пушку. Перед глазами мелькали лица подзащитных. Очень характерное выражение этих лиц. Выражение беспомощности, загнанности. Но это оттого, что их заперли в клетку, а не оттого, что они невиновны. Джим пытался убедить себя, будто это не так. И даже аргументы находил. Вот только правда тут была одна. Очевидная и ясная, как бы он ни старался заретушировать ее. Его брат в чем-то прав. Дело в том, что Джим защищал виновных. Оправдательные приговоры преступникам. Они перечеркивали все хорошее, что мог бы сделать в жизни адвокат.
Он вспомнил о Браде. Вот уж кто действительно ни в чем не виноват. Тут все просто. Джим почувствовал, сколь незначительна и скучна его роль в этом деле, но, по крайней мере, тут он был честен и делал все по совести.
— Бред, — прошептал адвокат. Он встал и оглядел ряды книг на полках. — Слова. Пустота.
Ему хотелось смахнуть на пол толстые тома, но природная сдержанность и благоразумие одержали верх.
Джим вздохнул, подошел к окну и приоткрыл жалюзи. «Брад, Брад, Брад», — звучало у него в голове. Вслух произносить это имя не хотелось. Адвокат никак не мог понять причину своей тревоги. Он места себе не находил. Наконец, когда на глазах у него уже почти выступили слезы, Джим тихонько прошептал «Брад», словно признал свою вину. Все кости ныли, будто из них вытягивали костный мозг. Адвокат отвернулся от окна, в дверях стояла Андрена.
— Ты как?
Он задумчиво кивнул. Его тяготили невеселые мысли, в голове царила сумятица, хотелось говорить как можно проще и понятнее.
— Хорошо.
— Пока никто не звонил. — Она подошла к мужу и обняла его. — Брад наверняка просто бродит по улицам и изучает новый мир.
— Какая разница?
— Что?
— Я вот подумал Брад ведь как ребенок. Это все равно что потерять ребенка в магазине. Вспомни, ведь ты терялась, когда была маленькой. Ты словно слепнешь. Ничего не видишь, если рядом нет родителей. Вот только Брад не боится этого. Он так удивляется всему на свете. Восхищается. Но очень скоро стемнеет, а ведь он даже не знает, что такое опасность.
— Может, это его и спасет. — Андрена погладила мужа по спине. — Его найдут. Надо просто надеяться.
— Надеяться.
Джим удивился тому, что на губах его застыла улыбка, хотя в душе царила грусть.
— Ну же, погляди на меня. — Андрена взяла Джима за подбородок. — Ты сделал все, чтобы его найти. Мы везде искали. Больше ты ничего не можешь сделать.
— Не знаю, что со мной. Не могу сидеть на месте. Что-то ведь сейчас происходит, надо двигаться, надо быть там, надо предотвратить. На счету каждая секунда. — Джим заглянул в зеленые глаза жены, надеясь обрести в них поддержку. — И чего я так дергаюсь?
