— Отец, могут ведь найтись и другие люди, не хуже вас владеющие пером.
— Никто так, как мы, предмета не знает. А!.. Уж не себя ли ты имеешь в виду?
Уильям вспыхнул.
— У меня прав на это не меньше, чем у вас.
— Ты еще юнец, Уильям. Не владеешь азами сочинительства.
— Откуда вам знать?
— Sensus communis. Здравый смысл подсказывает. Я тебя насквозь вижу.
Уильям вдруг разозлился не на шутку.
— Навряд ли вы сказали бы подобное юному Мильтону. Или Поупу. А Чаттертон[69]в моем возрасте уже умер.
— Мильтон и Поуп были гениями. Уж не возомнил ли ты?..
— Что ж. Гениальности я не унаследовал. Это ясно как день.
За весь вечер они не обменялись больше ни словом.
* * *
На самом деле Сэмюэл Айрленд еще неделю назад написал письмо Филипу Досону, редактору журнала «Джентльменз мэгэзин».
Досон был дельцом, хладнокровным и расчетливым, но, получив послание Айрленда, он откинул назад голову и присвистнул:
— Это же настоящее открытие. С ума сойти!
Досон подошел к шкафу и вынул оттуда бутылку содовой. Пил он только содовую, чтобы, по его словам, голова всегда была ясной как стеклышко. Приятели прозвали его Содовый, и он даже подписывал этим именем дружеские письма. Впрочем, свой ответ Сэмюэлу Айрленду с приглашением заехать в редакцию он подписал: «Досон».
* * *
Когда Сэмюэл Айрленд приехал в Кларкенуэлл и направился к редакции «Джентльменз мэгэзин», расположенной в здании Сент-Джонс-Гейт, им на миг овладела неуверенность, столь свойственная его сыну. Как только Уильям показал отцу первые старинные листы, Сэмюэл понял, какой барыш они могут принести. Немало найдется ученых мужей и собирателей старины, готовых выложить кругленькую сумму за любую бумагу, подписанную Шекспиром. То, что Уильям отказался их продавать, большого значения не имело. Сэмюэл был уверен, что за несколько недель или, в крайнем случае, месяцев он сумеет переубедить сына. Отпрыск Сэмюэла Айрленда не может упустить возможность сорвать хороший куш. Нет, Айрленда-старшего больше всего тревожила значительность стоящей перед ним задачи. Ему предстояло открыть английской публике несколько доселе невиданных, никому не известных документов, написанных рукою Шекспира. В результате Сэмюэл Айрленд сам станет объектом дискуссий. Интересно, каким словом назовут его род занятий? «Книготорговец»? «Владелец магазина»? И как ему не уронить себя в обществе ученых и литераторов?
* * *
Филип Досон сидел за письменным столом в дальнем конце длинной комнаты с низким потолком. Комната находилась над старинными воротами, ее потолок подпирали гигантские деревянные балки пятнадцатого века.
Завидев на пороге Сэмюэла Айрленда, Досон вскочил и направился к нему. От внимания редактора не ускользнули ни модного покроя сюртук, ни багровый румянец и полные губы гостя, ни зоркий взгляд его беспокойно бегающих глаз. После положенных приветствий, продолжая откровенно разглядывать посетителя, Досон сказал:
— Вы совершили чудо, мистер Айрленд.
— Это и в самом деле чудо, мистер Досон, — ответил Айрленд и почувствовал, что в горле у него пересохло. — Могу я попросить у вас воды, прежде чем мы начнем разговор?
— Содовой?
— С большим удовольствием.
Он залпом осушил стакан, поставил его на стол и вдруг неожиданно для себя громко рыгнул.
— Прошу прощения.
— Ничего; с моими гостями это частенько случается. Содовая раздражает желудок.
— Именно. Полагаю, вы прочли мое письмо?
— Да, и теперь требуется лишь вещественное доказательство, мистер Айрленд. Сам документ.
— По случайному стечению обстоятельств…
Айрленд сунул руку в портфель и вынул конверт с завещанием Уильяма Шекспира, для пущей надежности завернутый в льняной носовой платок.
Досон развернул завещание и принялся внимательно его разглядывать.
— Поразительно…
— В высшей степени.
— Автор явно придерживается принятой у нас веры.
— Какая радость, мистер Досон. Если бы наш Бард оказался пуританином или папистом…
— …его творения предстали бы тогда в ином, довольно странном свете.
— Что было бы весьма неприятно.
— Но сочтут ли этот документ подлинным? Вот в чем вопрос.
Сэмюэл Айрленд несказанно удивился. Ему и в голову не пришло усомниться в подлинности найденных рукописей. Да и с какой стати покровительнице Уильяма заниматься подделкой бумаг?
— Смею вас заверить, сэр, что все они из совершенно безупречного источника. Не сомневайтесь.
— Рад это слышать. Тем не менее палеограф нам понадобится.
— Простите, кто? — переспросил Сэмюэл Айрленд, никогда прежде не слыхавший этого слова.
— Палеограф. Специалист по старинным рукописям и почеркам.
— Так мистер Эдмонд Малоун уже подтвердил подлинность подписи.
— Малоун — человек ученый, но все же не палеограф. Извините, отвлекусь на минутку. — Досон сел за стол, взял открытку, быстро нацарапал несколько слов и крикнул: — Джейн!
В дверях появилась молодая женщина; в руках у нее был деревянный поднос, полный металлических литер.
— Будьте добры, отнесите это мистеру Бейкеру. Адрес вы знаете.
Внешность Джейн заинтересовала Сэмюэла Айрленда. Овальное лицо, обрамленное аккуратно подстриженными темными волосами. Внешность Джейн напомнила Айрленду портрет леди Кеппл, что висит в Сомерсет-Хаусе.
— Мистер Бейкер большой знаток почерков шестнадцатого века. Я попросил его зайти. Еще содовой?
Айрленд взял стакан и вмиг осушил его.
*** — Быстро же вы пришли, мистер Бейкер.
Джонатан Бейкер был невысок ростом, но крепкого телосложения; лицо его выражало крайнюю усталость: уголки рта опущены, веки набрякли. «Похож на Панталоне, героя комических опер», — подумал Айрленд. На голове у Бейкера красовался остроконечный колпак неведомых времен.
— На ваш зов, мистер Досон, я всегда лечу как на крыльях, — весело, почти игриво сказал специалист по почеркам. — Можно взглянуть на бумагу?
Сэмюэла Айрленда он не удостоил и взглядом, будто боялся, что даже слова приветствия могут повлиять на его беспристрастность. Взяв в руки завещание, он поднес его к окну, к свету.
— Бумага безупречная. Водяной знак той эпохи. И чернила прекрасные. Видите, как они выцвели на завитушках?
