ничего, между прочим, смешного! Так меня назвали. И отца моего так звали, и деда, и прапрапрапрадеда. Наш род — род Василиев.
Я смотрела во все глаза и не могла поверить, что мои глюки способны на такой эпатаж.
— Имя мне, что ли, менять на модное, чтобы тебе угодить? — по своему расценил мою ошарашенную физиономию Василий и, мотнув хвостом, с деловым видом прошел сквозь стену в соседнюю комнату, из которой раздавался громкий раскатистый храп Маланьи Степановны.
А я так и осталась стоять с бешено тарахтящим сердцем и пустотой в голове, уткнувшись взглядом в место, где только что исчез кончик хвоста, позабыв про остывающий чай, бутерброды и про все на свете.
Глава 13. О том, что бывает, если потерять бдительность в специфичном учреждении
Надрывное жужжание лампочки пронизывало весь коридор. Бросая рассеянные взгляды по сторонам, я неторопливо шла по отделению. На смену воодушевлению, еще вчера наполнявшему грудь приятным теплом, к сердцу подкрадывалось настороженное уныние.
Будет ли хорошей идеей провести целый год интернатуры здесь, далеко от цивилизации, постоянно бегая по вот такому коридору? Я уже десятый или сто десятый раз задавала себе этот вопрос и ответа на него так и не нашла.
В любом случае, размышления были бессмысленные. Распределение получено, и изменить его можно, только имея очень веские основания. Например, беременность или замужество. Обзаводиться такими основаниями у меня не было даже в планах. Выхода нет. Придется работать и вот так, погружаясь в волны депрессии, целый год вышагивать по этому мрачному, темному коридору.
С реальностью примиряло лишь воспоминание о желтых языках пламени, разгоревшихся во время нашей первой встречи в глазах Яна Игнатьевича.
Заводить роман на рабочем месте даже в мыслях не допускала. Что может быть пошлее? Но здесь, среди бесконечных пациентов, пожилых и не очень медсестер и санитарок, наличие представителя мужского пола с завораживающей внешностью заставляло сердце биться чаще.
Я замедлила шаг, отгоняя непрошенное воспоминание. Ну вот опять! Стоит подумать о мужчинах, как мозг услужливо подсовывает флэшбек моего самого большого поражения. Чтобы не забывала. И не повторяла ошибок.
Я остановилась, и прислонившись к стене, закрыла глаза и медленно сосчитала до десяти.
Непрошенный образ из серии «бойтесь ваших желаний, они могут исполниться», несмотря на ухищрения, все равно нарисовался перед глазами.
Сколько же можно, психанула я про себя! Стоило только подумать о мужчинах в целом, как перед глазами снова возник последний воздыхатель, встреченный в Тиндер, — ни ногой туда больше! — после отказа превратившийся в сталкера. И вздрогнула. Больше таких любовей мне не хотелось. И чтобы поклонник лез на балкон в припадке чувств, тоже не хотелось.
Ян Игнатьевич кажется совсем другим. Холодным и отстранённым. Безопасным. А еще я в первую встречу заметила печаль в глазах, которую он пытался скрыть. Как написали бы в любовных романах "его глаза собрали грусть всей Вселенной", хихикнула я про себя и, отлепившись от стены, зашагала к медицинскому посту, глухо стуча по полу каблуками.
Любопытство накрыло меня с головой, и ни о чем другом думать больше не получалось. Только о длинных русых волосах заведующего и о печали в его золотисто-серых глазах.
Проигрывая в воображении сценки, как вести себя в следующий раз при нашей встрече, я шла, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Это была первая большая оплошность с моей стороны. Можно мечтать, можно быть рассеянной, можно забывать о чем угодно. Но только если ты не работаешь в психиатрической лечебнице. Здесь же потеря бдительности — не то, что может себе позволить новичок. А если сие случилось — лови, интерн, ответку.
В моем случае, ответка прилетела, совсем откуда не ожидала, разбивая второй рабочий день на два больших осколка.
Лампочка гудела, медсестры изображали активную деятельность, санитарка Виленовна яростно шурудила тряпкой. Я пыталась одновременно разгадать секрет грусти Яна Игнатьевича и придумать достойную манеру поведения, а рациональную часть меня манил флакон с интригующим названием СТ-649.
Шторм вожделения яростно обрушился на мою загруженную голову, едва дошла до поста медицинской сестры.
Завертев головой от непонимания происходящего, сначала ничего необычного не заметила. Но вожделение не отступало. Оно захлестывало весь коридор, заполняло мысли, и ни о чем другом думать не получалось. Даже заведующий с его новым препаратом оказался вытеснен на периферию сознания. Хотелось только одного: выключить эту эмоциональную шарманку.
Что здесь происходит?
Нервно завертела головой в поиске нарушителя спокойствия. Пробежалась взглядом по правой части коридора. Но ничего, привлекающего внимание, там не было. Только закрытые двери на лестницу, в служебные помещения и палаты. И Виленовна, орудующая тряпкой, оставляющая после себя мокрые следы. Уж точно не она источник столь пикантных эмоций.
Оглянулась налево, и горячая жадная волна ударила с новой силой.
Что за ерунда?!
Непонимающе уставилась в темноватый обшарпанный коридор и через пару минут увидела подрагивающую тень фигуры, приклеившейся за стенным выступом.
Кто здесь?
Фигура, поняв, что ее заметили, вдруг резко вышла на свет и двинулась в моем направлении.
Растрепанная борода мелькнула в тени от яркой лампочки светильника и прошлась зловещей тенью по стене. Ещё раз взглянула на тощего, похожего на пугало, мужичонка с горящими глазами и закрылась всеми ментальными силами, на которые была способна. Источник нарушения спокойствия опознан, как сказали бы в моих любимых фэнтези-фильмах.
Ну конечно! Это же Родственник Христа или, в миру, пациент по имени Иван.
Глаза Ивана, пересекающего коридор, — надо поинтересоваться у заведующего, почему пациенту разрешены такие вольности, — при встрече с моим взглядом заблестели пуще прежнего, и он тут же, не теряя времени, понесся по волнам безумия.
Ментальные силы оказались слабыми. Горячие волны желания тонкими обжигающими уколами пробивались сквозь защиту, словно это был лист бумаги и вонзались прямо в мозг. Растрепанная борода вдруг приобрела волнительные нотки небрежного шарма, а сам Иван притягивал взгляд и тревожил сердце в своем вожделении.
Изо всех сил закутавшись в старые воспоминания и размышления, я попыталась отгородиться от навязанного мне желания.
Дом, тетя, огород… Горячие иголки впиваются прямо в мозг.
