мне так давно.
Они эхом отдавались во мне. Они рикошетили в моей голове годами, даже в самые темные ночи, когда Марвин и люди, которые ему платили, стояли надо мной, когда Джимми удерживал меня, когда я была уверена, что смерть ― лучший вариант, чем жизнь.
Освещение Crowned Ink светилось ярко-красным, когда мы приблизились к зданию. Их логотипом была красная корона с яркими цветными черепами в куче под ней. Я толкнула тяжелую стеклянную дверь, но не стала придерживать ее для Рома.
Он хмыкнул, но я не обратила на это внимания. Осмотрела стену с журналами и рядом с ней ― большую выставку татуировок. Все они были замысловатыми, пестрили красками или переходили в самые темные тени.
Кожаные кресла выглядели не слишком привлекательно, но я здесь не для того, чтобы сидеть. Было уже достаточно поздно, чтобы никто больше не занимался работой. Когда я нажала на звонок на лакированной стойке, я услышала, как кто-то сзади сразу же начал шаркать к нам.
― Это плохая идея, ― предупредил Ром, стоя у меня за спиной. Он стоял так близко, что я почувствовала запах мяты на его дыхании.
― Тогда уходи. Ты мне здесь не нужен, если не хочешь. ― Когда парень с татуировками завернул за угол, я оглянулась на Рома. ― Ладно, теперь ты мне здесь действительно не нужен.
Он зарычал на мое подмигивание, но мое внимание вернулось к татуировщику. Его зеленоватые глаза выделялись на фоне ярко-зеленого цвета стен. Черные рисунки на его шее контрастировали с белой рубашкой, которую он носил.
Он открыл ноутбук на стойке.
― Что я могу сделать для вас двоих сегодня вечером?
― Я просто хочу небольшую надпись на ребрах. Добавить кое-что к тому, что у меня уже есть.
― Я видел немного. ― сказал он, уставившись на мои ребра.
Я подняла бровь, но позволила ему продолжить.
― Что именно у тебя уже есть? ― спросил Ром.
Татуировщик кивнул.
― Могу я посмотреть, что у тебя уже есть?
Я ухмыльнулась им обоим и отошла в сторону. Черная плитка на полу сияла чистотой ― гораздо лучшее заведение, чем та подделка, в которую меня привел сын Джимми. Они сделали мои цветы с нанизанными на них драгоценными камнями, хотя я была несовершеннолетней. Я сказала им, что хочу, чтобы цветы выглядели так, будто они запутались в них, будто красота почти душит.
Каждый раз, когда я смотрела на это произведение искусства, мне хотелось плакать и бушевать одновременно. Произведение было потрясающим, свидетельством того, что художника можно найти даже в чьем-то подвале.
Я подняла рубашку, чтобы показать им обоим. Рисунок шел от моей спины по диагонали вперед до бедра.
Зеленоглазый мужчина подался вперед, чтобы рассмотреть работу, и негромко хмыкнул.
― Хорошие чернила.
― Я знаю. ― Я прикусила губу и пожала плечами, когда он поднял на меня бровь.
Он усмехнулся и протянул руку.
― Меня зовут Зейн.
Я отпустила рубашку и взяла его за руку.
― Я Кэти. Очевидно, я хочу, чтобы надпись была на пустом месте. Мне нужен подходящий шрифт, и я напишу то, что хочу, если у тебя есть время сделать мне.
― Конечно. ― Он повернулся к Рому. ― Ты хочешь, чтобы он был там с тобой?
― Именно поэтому я здесь, Зейн, ― ответил за меня Ром.
― Ты можешь оставить это дерьмовое отношение по ту сторону прилавка. ― Я указала за нашу спину. ― Мне нужно, чтобы ты поддерживал меня, а не был придурком.
Ром прошел мимо меня, пока Зейн протягивал мне форму для подписи и еще один лист бумаги, на котором я должна была написать свои слова. Он объяснил мне технику, как я должна сидеть и когда должна сказать ему, чтобы он остановился, если слишком больно.
― Я могу вытерпеть сильную боль, ― объявила я, поднимая рубашку над головой.
Когда я взглянула на них обоих, Зейн готовил свой татуировочный пистолет, улыбаясь моей браваде, а Ром смотрел на меня.
― Разве рубашка не нужна?
― Я уверена, что так проще, верно, Зейн?
Мужчина даже не поднял головы, слишком поглощенный своим процессом.
― Как тебе будет удобнее.
― Мне удобно в меньшем количестве одежды. ― Я опустилась в кресло, устраиваясь поудобнее.
― Тебе всегда нужно это делать? ― Ром пододвинул табурет так, что его массивная верхняя часть тела оказалась достаточно близко, чтобы я могла видеть весь его пресс, всю его грудь под обтягивающей футболкой и все его задумчивое, волевое лицо.
Я ненавидела то, как сильно мне нравилось видеть эту челюсть, когда я выводила его из себя. Сегодня вечером он был готов дать волю, и мне было интересно, будет ли это на мне. Знала, что он опасен, что его характер вспыхивает и выпускает на волю что-то дикое. Поцелуй, который мы разделили так давно, был воспоминанием об этом. Я хотела его снова, даже когда знала, что Марио никогда не позволит своей правой руке случайно переспать со мной, даже когда знала, что мы два урагана, проносящиеся через весь мир, и никак не можем пересечься, не оставив после себя разрушений.
Тем не менее, я смотрела на его губы несколько мгновений, прежде чем ответить:
― Я всегда должна делать что?
― Блядь, женщина. Ты знаешь, что играешь со мной и с каждым мужчиной, которого встречаешь.
― Зейну все равно, так или иначе. Правда, Зейн?
Он вставил новую иглу, проверил свой татуировочный пистолет на мокрой простыне и покрутился на стуле, чтобы начать.
― Меня волнует только то, как ты переживешь эти пятнадцать минут. Ты готова? ― спросил он.
Мое сердце ускорилось, и адреналин хлынул в кровь. Потребность чувствовать что-либо, кроме того, что я чувствовала, стала непреодолимой. Не из-за его вопроса, а все потому, что рука Рома скользнула вверх и схватила мою.
Как будто ему было не все равно.
Как будто ему было хоть немного не наплевать.
Мне нужно было чувствовать что угодно, только не это. Поэтому я кивнула.
― Дай мне почувствовать боль.
Пистолет Зейна пронзил мою кожу, крошечные иглы разрушили ее, чтобы, в конце концов, создать что-то прекрасное.
Ром сжал мою руку, и я медленно выдохнула, глядя в его сторону. Его другая рука поднялась, чтобы коснуться моего ожерелья.
― Сильная, как Клео, ― пробормотал он.
Если бы я попросила его поцеловать меня прямо сейчас, интересно, сделал бы он это? Его глаза следили
