пиломатериалами прибыл. Дорога не может вагоны перегнать на склад. Оставьте записку моему заместителю, чтобы он приготовил машины к двенадцати дня и документы на мое имя… Да, я сам получу груз. Нет, на складе сегодня я уже не буду. Пока доберусь с сортировочной в город, московские куранты полночь пробьют. Спокойной ночи, дорогуша!
Степан положил трубку, посмотрел на наручные часы и заглянул в комнату. По его настороженным движениям Петушков понял: Степан проверяет, не подслушивает ли кто-нибудь его. Затем Степан опять потянулся к телефону.
— Алло, ресторан? Михеича прошу… Хорошо, я обожду. — Он помолчал с минуту. — Алло, Михеич? Приветствую тебя, шашлычный бог!.. Да, да, у телефона Степан Петрович… Слушай, Михеич, забронируй за мной тот же самый столик… Да-да, за колонной. Не люблю на глазах у народа сидеть. Ужин на две персоны! Коньяк «Юбилейный» и шампанское… И чтоб фрукты были! Я скоро буду!
Он положил трубку и, наконец, заметил на пороге Петушкова.
— А, пижон, здорово!
Петушков смотрел на него восхищенными глазами.
— Красиво живете, Степан Петрович! — вдохновенно воскликнул он.
— Завидуешь?
— Завидую, как художник художнику! С кем в ресторан собираетесь?
— Не твое дело… Ты вот что скажи, художник: поручение выполнил?
— Так точно!
— Давай!
Петушков быстро и ловко открыл на столе маленький коричневый портфель.
— Будьте любезны, Степан Петрович! — он извлек из портфеля пачку денег и передал Степану.
— Сколько себе оставил? — пряча деньги в карман, спросил Степан.
— Пардон, сто, как уговорено. А уговор дороже денег, Степан Петрович!
— Сто? — прищурился Степан. — А не больше?
Петушков прижал руку к сердцу.
— Степан Петрович, вы меня оскорбляете. Разве вы не знаете моей честности?
— Знаю, знаю, — усмехнулся Степан. — Вот что, Гриша, есть срочное дело. Немедленно лети к Райскому! Он у меня вагон леса просил. Завтра можно получить на сортировочной. Только скажи, чтобы не позже девяти утра: в двенадцать уже придут складские машины. В девять я сам на сортировочной буду.
Петушков пощелкал пальцами.
— Вагон леса! Это же колоссальные деньги, Степан Петрович!
— Беги, Гриша, беги.
— У вас, я думаю, уже лежит на ваших сберкнижках тысчонок двадцать! Или поболе?
— А ты чужих денег не считай. Беги!
— По такому важному делу вам бы самому нужно Райского повидать.
— Ну да, буду я с этим спекулянтом в городе встречаться! Только скомпрометируешь себя.
— А что я буду иметь с этого, Степан Петрович? Пятьсот? А?
— Ладно, ладно… — Степан взял его за плечи и повернул лицом к двери. — Лети!
— Лечу на крыльях, Степан Петрович!
Петушков спрыгнул с крыльца и исчез в сгущающемся сумраке. Несколько секунд Степан прислушивался к шуму удаляющихся шагов, сел к столу, вынул деньги. Он пересчитывал их долго и сосредоточенно и не слышал, как на террасу из дома выскользнула Катя с котенком на руках.
— Я так сладко задремала, — сказала она зевая.
Он вздрогнул и поспешно закрыл деньги руками. Она заметила это его испуганное движение и подошла к столу.
— У-у, деньжищ сколько!
Степан уже овладел собой и сказал равнодушно:
— Это казенные…
Она опустила на пол котенка и села на диване, подобрав ноги.
— Степа.
— Ну?
— Зачем ты носишь с собой казенные деньги? Это же опасно.
— Нужно, Котенька, нужно, — пробормотал он, не переставая считать шелестящие бумажки.
— Степа, — снова сказала Катя после минутного молчания.
— Ну что тебе? — раздраженно спросил он… — Я опять со счета сбился!
Она глубоко вздохнула.
— Не нравится мне твоя работа!
— Не выдумывай, пожалуйста!
— Все у тебя деньги да деньги… Как будто кассир…
— Ну и что же?
— Вот и в Семипалатинске когда мы жили… Знакомые какие-то странные у тебя были… Все вы шептались, вино пили…
— Перестань говорить глупости!
— Но это же правда, Степа!
— Да мало ли кто вино пьет?
— И уехали мы из Семипалатинска как-то неожиданно. Жили хорошо, а вдруг уехали.
Степан, наконец, пересчитал деньги и спрятал их в карман пиджака.
— Разве ты не знаешь, Котенька, что в Семипалатинске была провокация? Сами воры, а хотели меня вором изобразить. Опротивел мне Семипалатинск! Разве ты этого не знаешь?
— Знаю… — вздохнула Катя.
— Ну вот… — Степан вышел из-за стола и прошелся по террасе.
— Степа, я читала в «Пионерской правде», как брат и сестра — она даже младше меня была — уехали на целину… Давай и мы уедем?
— Ты с ума сошла! У тебя что, голова горячая? Температура?
— Как было бы хорошо, Степа! — Катя с мольбой взглянула на брата. — Поедем!
— Нет, ты действительно с ума сошла! Да я не позже чем в конце этого года квартиру в Ростове получу! — Степан подошел к сестре и сел рядом. — Ты что это, Котенька? Что с тобой делается? — участливо спросил он.
— Не знаю… Тяжело на сердце как-то.
— Ну перестань, перестань, Котенька! — он провел ладонью по ее волосам. — Нервы у тебя ни к черту! Вот поедем в августе на море…
Она внезапно всхлипнула.
— С дедушкой в Тобольске… мне лучше жилось… Без всяких твоих подарков…
— Перестань!
— Зачем к тебе Петушков ходит, Степа? Ты же знаешь, что дядя Костя его терпеть не может!
— Петушков? — рассмеялся Степан. — Так… мелкие поручения выполняет. А вообще он шалопай, конечно.
— По-моему, он просто жулик. Ты знаешь, что мне бабушка про него рассказывала? Понимаешь, она вчера очень рано пошла на базар, когда ворота еще были закрыты… И возле ворот скопилось очень много колхозников. Кто птицу привез продавать, кто морковку. Ну и разные, там продукты… Вдруг открывается калитка, и появляется Петушков…
— Ну и что же? — пожал плечами Степан. — Петушков работает в базаркоме.
— Да ты слушай, что дальше было… Петушков начал пропускать в калитку колхозников и с каждого человека брал деньги!
— Правильно брал, Котенька. Это госпошлина за право торговли.
— Какая там госпошлина, Степа! Ведь он деньги себе в карман клал и никому, никаких квитанций не выдавал! Все очень торопились занять в торговом ряду место и, наверно, позабыли про квитанции.
— Я думаю, Котенька, что бабушка чего-нибудь не разглядела.,
— Уверяю тебя, Степа, что он жулик!
На крылечко легко взбежала Лиза с булками в авоське.
— О каких жуликах идет речь? — весело спросила она, чуть задыхаясь от быстрой ходьбы.
— О Петушкове, — сказала Катя.
— Я не знаю, почему ты к нему так плохо относишься.
— Вот и я ей то же говорю, — сказал Степан. Лиза отщипнула кусочек булки и села за стол.
— Кто хочет хлеба? Совсем горячий!.. Степа, я давно собиралась тебя спросить…
— Пожалуйста, Лизок… О чем?
— У нас был один спор, — быстро говорила Лиза, не переставая жевать. — Вот ответь,
