принимаю изрезанную одежду из его рук и замечаю, как он едва заметно кивает мне.
— Верховный инквизитор будет разочарован, если я расскажу… — слышу я голос инквизитора и дверь тут же плотно закрывается за мной. Оставляя меня, голую, в коридоре. Я пытаюсь прислушаться к разговору, но ничего не слышно.
Дрожа от холода и пережитого страха, кутаюсь в изрезанную робу и бреду в сторону своей кельи.
Что происходит? Что он только что сделал?
Я захожу в свою крохотную промозглую комнатку с крошечным окном, больше похожим на бойницу и тут же заворачиваюсь в колючее шерстяное одеяло. Оно тонкое, и не слишком-то греет, но это лучше, чем ничего.
Несколько минут я пытаюсь прийти в себя, вспоминая все, что произошло.
А потом решаюсь осторожно потрогать место пореза.
Что-то теплое под моей кожей, словно крошечная металлическая монетка.
— ЧТо это такое?
22
Ивар
Впервые в своей жизни я ощущаю это странное чувство. Сердце подпрыгивает куда-то к горлу и я почти задыхаюсь, услышав то, чего услышать совсем не ожидал. Это не может быть мое дитя, не может быть… Я не мог так ошибиться.
Если это правда, то я собственными руками… Нет. Нет. Нет.
— Что ты сказал? — говорю я, приближая свое лицо к очнувшемуся кровоеду.
— Твоя кровь, твоя дочь — это сладкое дитя.
Кровоед скалится и я вижу, как от его почерневшей кожи идет дым. Глаза его горят отблеском драконьего света и я чувствую в нем жалкую долю силы дракона. До чего же мерзкая тварь, так и хочется раздавить его, чтобы он перестал дышать со мной одним воздухом. Чтобы он перестал врать.
— Кровоеды не врут, и не ошибаются. А я один из старейших. Если ты хочешь, я могу все рассказать тебе о крови той крошки, только дай мне еще, дай пожалуйста. Мне нужно восстановить силы после крови дракона, мое тело ослабло, я должен напиться.
— Заткнись, — говорю я, — ты ошибся.
— Не ошибся. И я бы хотел награду за свою службу. Ты ведь справедливый дракон. Мне нужна кровь. Дай другого младенца, если не хочешь давать кровь своего.
Он пристально смотрит на меня, и я чувствую, как его взгляд заставляет меня наклониться ближе.
Вспышка неописуемой ярости овладевает мной, я рычу и хватаю со стола нож…
— Ты хочешь награду? Ну так получи же!
* * *
Сколько бы я ни отмывался, мне кажется, что я до этих пор чувствую его смрад. Я вылил на себя целый флакон духов, чтобы отбить его, но призрак запаха гнилой крови кровоеда преследует меня, вызывая тошноту.
— Проклятая тварь, — говорю я, глядя на себя в зеркало. — Что он там плел, лживый паразит? Что он может знать?
— Папа, с кем ты говоришь? — слышу голосок Лили. Она стоит у входа в мои покои, нерешаясь войти.
— Дочка, иди сюда, — говорю я, улыбаясь ей, и стараюсь отбросить от себя все темные мысли, что владеют моим сознанием в эту минуту. Отбросить мысли о кровоеде, мысли о моей ярости, а самое главное — мысли об Элис.
Она улыбается мне в ответ, явно приободренная моей улыбкой. Детей так легко порадовать. Достаточно лишь обратить на них внимание.
Стараюсь не видеть в ее лице, черты Элис. Хотя это сложно. То, что раньше мне было приятно при взгляде на дочь, теперь вызывает во мне чувство тревоги… И что-то еще… Что-то новое, чего я еще не испытывал.
Я сажаю ее себе на колени.
— Ну что, дочь, расскажи мне, что ты сегодня делала?
— Няня водила меня на пруд, там сейчас лебеди. Они такие красивые, у них белые перья и красные клювы. И еще я видела большого жука. Няня сказала, что это огненный короед и что его лучше не трогать.
— И что ты сделала?
— Я сказала, что не боюсь, потому что во мне кровь дракона.
— Верно, — говорю я и втягиваю носом воздух. — Ты не чувствуешь запах?
— Какой запах, папа? Запах духов?
— Не важно…
Она играет цепью со знаком рода на моей шее, перебирая ее в своих крошечных пальчиках. Прошло совсем немного времени и она, наверное, уже перестала тосковать по матери. Дети быстро все забывают. Не пройдет и года, как она уже не вспомнит ее лицо, а через пять лет, воспоминания об Элис совсем сотрутся из ее памяти.
Но не из моей.
— У меня тоже есть цепочка, — говорит Лили и показывает мне маленькую цепь на шее.
— Очень красиво, — говорю я рассеянно, чувствуя, что мысли мои блуждают.
— Это мама мне подарила. Я буду хранить ее, пока не умру, — говорит она, и прижимает цепочку ладошкой.
— Ты не умрешь, Лили. Ты будешь жить очень долго, ведь в тебе кровь дракона.
— Но ведь мой братик умер… — говорит Лили и я вижу, как на ее глазках наворачиваются слезы. — И мама тоже…
— Элис не была драконом, а твой брат не успел родиться, — говорю я, чувствуя, что начинаю задыхаться. Как будто что-то душит меня.
— Я очень люблю мамочку, — говорит Лили, вытирая ладошкой слезы. — Она ведь теперь на небе?
— На небе, — говорю я. — Конечно на небе, где же ей еще быть.
Куда отправил ее Даррен? Надо узнать у него. Но зачем? Сделанного уже не воротишь, Она мертва для всех. Пусть она будет мертва и для меня. Я уже убил ее в своем сердце один раз. Теперь придется сделать это снова.
— А братик?
— Что братик?
— Он тоже на небе?
Я снимаю дочь со своих колен и хмурюсь, пытаясь отогнать мрачные мысли.
— На небе, на небе.
Не братик, а сестра, и не на небе, а в сыром подземелье, питается молоком чужой девки. А ведь ей даже не успели дать имя.
— Иди поиграй, — говорю я дочери, и решаю вымыться еще раз, чтобы, наконец, отмыть от себя этот запах. — У меня еще есть дела.
Стоит мне глянуть на расстроенное лицо дочери, перед глазами встает образ Элис. Золотые волосы, любимые черты лица, ее слезы.
Она отворачивается и медленно выходит, и идет по коридору, едва слышно ступая. В отзвуках легких шагов дочери мне слышится голос жены:
— Позволь мне хотя бы попрощаться с ней.
23
Элис
Мне кажется, что я забылась не больше, чем на пять минут. И вот уже кто-то трясет меня за плечо. Я с сожалением открываю глаза, не желая прощаться с чудесным сном, что снился мне. Словно прекрасный день из прошлого снова воскрес в
