что я сочиняю стихи про шлюх, меня бы расстригли и пустили по миру оскопленного и посрамленного. Слеза, видишьш ли, из трех капель на нашей эмблеме мне ближе всех. Наверное поэтому меня все время тянет рифмовать. Иногда сижу и рифмую пол ночи, а наутро встаю с разбитой головой. И стихи у меня получаются, до боли слезливые. Особенно после того, как весь день работаю на допросе с каким-нибудь грешником. Вот скажем вчера, придумал стихотворение. Хочешь послушать?
Говоря это, он берет меня за руку и ведет в кабинет настоятельницы Крессиды. Я не слушаю его и лишь лихорадочно обдумываю, что мне делать. Стоит ли мне кричать, что есть сил, или наоборот нужно поддаться, подыграть ему… Поддержать странный разговор, что он затеял.
— Ну так что? Хочешь? — спрашивает он, закрывая дверь.
Только теперь я осознаю, что здесь я одна, с этим человеком, наедине, и он может делать со мной все, что ему угодно.
Я кошусь на приоткрытое окно, лихорадочно прикидывая, упаду ли я в воду, или на камни, если прямо сейчас выпрыгну. В голове шумит сердцебиение и горло сдавливает от страха.
— Мы же договорились с тобой, что ты не будешь бегать, а я не буду тебя держать, — перехватывает он мой взгляд. — Если ты сиганешь отсюда, это будет очень некрасивое окончание нашего разговора. И очень плохое начало для нашего знакомства.
— Не подходите ко мне, — говорю я сдавленно.
Он ухмыляется, оглаживает свою аккуратную бороду и усаживает свое мощное тело на плетеный стул настоятельницы Крессиды, который жалобно хрустит под его немалым весом.
— Чего они наплели тебе про меня? — спрашивает он, небрежно читая бумаги на столе настоятельницы.
— Ничего конкретного, — говорю я, невероятным усилием сделав вдох.
— Почему тогда ты трясешься, словно увидела смерть?
— Потому что мне страшно, — говорю я то, что думаю.
— Знаешь что будет завтра? — спрашивает он и тон его меняется с дружелюбно шутливого, на серьезный и холодный.
— Нет.
— Завтра ты умрешь, — говорит он и от его голоса, словно бы коркой льда покрывается мое сердце.
Я пытаюсь вдохнуть, но не могу, лишь хватаю ртом воздух, как рыба выброшенная на берег.
— Хочешь умереть? — спрашивает он и вся комната словно бы подергивается инеем.
Он берет со стола нож и ставит его острием на стол, а затем начинает крутить, придерживая пальцем.
Я смотрю на крутящийся нож и чувствую тошноту, подступающую к горлу.
— Не хочу, — нахожу я силы простонать еле слышно.
А в голове только образы моих дочерей, неужели они никогда не увидят меня?
— Тогда делай то, что я прикажу, — ледяным тоном говорит инквизитор, и подхватывает нож одновременно вставая на ноги.
— Что делать? — непослушными губами шепчу я.
— Снимай одежду.
21
Элис
— Я не привык приказывать дважды, — говорит инквизитор и меня словно бы окатывает ледяной водой.
Я съеживаюсь, понимая, что я попала в западню из которой нет выхода. Что он будет делать со мной? Он возьмет меня силой? Прямо здесь, в монастыре?
Теперь я начинаю понимать, о чем говорили остальные и в глазах начинает темнеть от ужаса.
Сердце стучит, пробивая ледяную корку страха, покрывающую все мое существо.
Я бросаю взгляд на запертую дверь и не раздумывая, резко бросаюсь к ней. Только выбежать. Только вырваться отсюда, а там будет видно…
Мощная рука прижимает меня к грубым доскам двери, так что дыхание перехватывает.
— Мы же договорились, что ты не будешь бегать от меня, девочка, — рычит мне в лицо инквизитор и на этот раз я понимаю, что все, что происходило со мной до этого — ничто. Теперь настал тот момент, когда я погибну…
Он разрезает мою робу ножом. Ткань трещит и падает на пол, оставляя меня обнаженной перед ним.
— Пожалуйста, — умоляю я, глядя в его жестокие глаза.
— Подними руки, — рычит он, — говорил же, давай по хорошему.
Я поднимаю руки наверх, бездумно повинуясь приказу и чувствую прикосновение острой стали у себя под ребром.
— Терпи, — говорит инквизитор, — и постарайся не орать. Ради твоего же блага.
Я делаю глубокий вдох и кричу, что есть силы.
— Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне!
— Проклятье! — рычит Блэйк, и тон его становится умоляющим, — да не ори же ты. Я тебя, дуру, пытаюсь спасти.
Он, не обращая внимания на мой крик, прижимает мои руки у меня над головой к двери и делает надрез.
Я чувствую, как кровь начинает струиться по моей коже и с ужасом смотрю, что он вытаскивает что-то из кармана и с силой засовывает в рану.
Я ожидаю испытать ужасную боль, но к своему удивлению, ощущаю, что боль от пореза, напротив, совершенно исчезает.
— Что вы делаете? — шепчу я в ужасе, глядя на то, как останавливается кровь, а рана от пореза под ребром на глазах затягивается.
— Ты сказала, что хочешь жить, — говорит он, — ну так вот.
Внезапно я чувствую, что кто-то начинает дергать дверную ручку с той стороны.
— Никому не говори, — шепчет Блэйк мне на ухо, и отпирает замок.
В кабинет тут же врывается настоятельница Крессида. Она видит меня, голую и дрожащую от ужаса, а потом переводит взгляд на инквизитора.
— Оденься, — шипит она мне с отвращением и замахивается палкой, чтобы ударить.
Но Блэйк перехватывает палку мощной рукой и пристально смотрит в глаза настоятельнице.
— Не люблю, когда девок портят почем зря, — говорит он. — У вас было достаточно времени, чтобы научить ее.
— Портить девок — это по вашей части. Вы мне отвратительны, инквизитор Блэйк, — шипит она, — надеюсь, вы покините нас как можно быстрее.
— Как только, так сразу, — говорит он, отпуская ее палку. — Мне пришлась по душе эта девочка. Я хотел бы забрать ее. Могу сделать это прямо сейчас и лишить вас радости лицезрения моей персоны на обряде.
— А мне пришлось бы по душе, если бы вы не занимались развратом в святом месте, ваша святость.
— А кто занимается развратом? — Блэйк улыбается и поднимает с пола мою робу. — С девочки соскочило, нечаянно.
— Она вся изрезана ножом, — шипит Крессида и я чувствую, что она настолько в ярости, что готова выцарапать инквизитору глаза.
— Ну так что? Я ее заберу?
— Ее судьбу решит море, инквизитор Блэйк, — яростно говорит настоятельница. — Вы видите, как мало у нас людей, мы не можем никого отдавать.
— Мне нужна только эта. Остальных можешь оставить себе.
— Нет, — отрезает Крессида и забирает нож из рук инквизитора. — Это не ваше.
— Иди к себе, — шипит Крессида обращаясь ко мне, — я поговорю с тобой позже.
Я дрожащими руками
