сострадания, – покачал он головой. – Но я не замечал ее усилий: сверхурочной работы, беспокойства о том, как оплатить счета, помимо того что ей приходилось терпеть нелепые претензии алкоголика. Однако она справлялась. У нас всегда была еда на столе, и она проверяла мои уроки. Отцу было безразлично, чем я занимаюсь.
– Ты был всего лишь ребенком, не понимающим ответственности взрослых, их отношений. Просто хотел, чтобы все было как прежде и родители любили друг друга.
Сочувствие в глазах Эйвы смущало Лайма. Она не знала, как изобретательно он мучил мать, но он должен был все рассказать.
– Возможно, но на самом деле все осложнилось, когда мама встретила Джона и они полюбили друг друга. Мне было двенадцать. Она хотела взять меня и уйти к Джону.
– И что произошло? – Эйва по‑прежнему не сводила с него глаз.
– Отец словно свихнулся, а я занял его сторону. Сказал матери, что не пойду с ней, сбегу, брошу школу. Заявил, что отец умрет по ее вине. Много чего наговорил, и она осталась. Ради меня. – Голос Лайма затих.
– Ребенок не может отвечать за поступки взрослых. Ты любил отца. Твоей вины нет в том, что случилось. Беа сама сделала выбор.
– Но она сделала его из‑за меня. Мама и Джон потеряли годы счастья, а мама к тому же очень страдала несколько лет. Джон женился на другой женщине, у него родился Макс. Для матери это был удар. Однако Джон не мог забыть ее. Он развелся и получил опекунство над сыном.
– Но потом они воссоединились?
– Да. Когда я ушел в армию, мама оставила отца. Через пару лет они с Джоном помирились и поженились.
– Все хорошо закончилось.
– Прекрасно. Я счастлив за них.
По взгляду Эйвы Лайм понял, что из его слов она сделала правильный вывод:
– И ты не хочешь все испортить.
– Да… не хочу навязываться.
– Ты не прав. Им не все равно. Мама любит тебя, я сразу заметила.
– После первого знакомства? – скептически усмехнулся Лайм.
– Конечно. Мне хорошо известно, как обидно иметь брата и сестру, которые недоступны. Макс не сводит с тебя глаз. Думаю, он мечтает о таком брате, как ты. Не случайно он заговорил об армии и вступлении в резерв. Ты его сводный брат, так сделай что‑нибудь. Прекрати бояться. Не сомневайся, они не воспримут это как навязчивость и примут тебя. Вы – одна семья.
На мгновение ее слова пробили брешь в защитной стене, построенной им давным‑давно. Лайм задумался о том, как хорошо было бы стать частью семьи. Его захватили странные эмоции. Зависть? Печаль? Сожаление? Ему не хотелось бы испытать ни одно из них. Риск слишком велик. Эйва права: его мучит страх. Слишком легко сделать ложный шаг. Допустим, он посоветует Максу пойти в армию. А вдруг, не дай бог, с ним что‑нибудь случится? Если он случайно обидит Джона, и Беа должна будет выбирать между ними? Слишком много трагических сценариев крутилось в голове. Не лучше ли совсем избежать их.
– Спасибо за совет, серьезно. Вот только я не семейный человек и знаю, что они счастливы, что мама счастлива, и это для меня главное. Не стоит вмешиваться, чтобы не нарушить сложившийся порядок. От добра добра не ищут, – вздохнул Лайм. – Однако ты не должна сдаваться.
– Что ты имеешь в виду?
– Попробуй найти другой подход к Луке и Джоди. Почему бы не обратиться к ним напрямую, а не через адвокатов? Набери номер по телефону, оставь сообщение, используй соцсети. Поговори с ними.
Кажется, она даже не слышала его. Эйва отрицательно замотала головой до того, как он закончил.
– Не могу. Адвокаты растерзают меня, а мама… не могу так поступить с ней. Она и так в ярости оттого, что не опротестовала завещание. Мечтает выкинуть их из нашей жизни. Она и без того обвиняет меня в предательстве, а подобный шаг окончательно добьет ее. – Эва поднялась. – Давай закончим разговор.
Ее улыбка была фальшивой, аргументы неубедительны, но что мог поделать Лайм? В конце концов, его можно упрекнуть в том же. Подобные разговоры нарушали стройный порядок его мира, поэтому, собственно, он избегал отношений.
– Ладно. Давай отвезу тебя домой.
– Спасибо. Сегодня же выложу наши фотографии в Сеть. Отныне нам придется гораздо чаще появляться на людях: ужины, вечеринки, различные мероприятия. Я займусь программой.
Деловой тон Эйвы успокоил его.
Глава 12
Открыв глаза на следующее утро, Лайм старался понять, что же его беспокоит. Вроде бы хорошо оказаться дома в привычной обстановке, вернуться к работе. Однако ему чего‑то или кого‑то не хватало. Невероятно! Тем не менее, когда зазвонил телефон и на мониторе высветилось имя Эйвы, он нетерпеливо ответил:
– Алло!
– Привет! Звонила мама, хочет с тобой встретиться.
– Что‑то случилось?
– Не думаю, но лучше поехать и убедиться, чтобы избежать сюрпризов. Можем потом поужинать вместе. Закажу столик в престижном ресторане. На моей странице в соцсети оживленно: фотографии вызвали большой интерес.
– Отлично.
– Не возражаешь, если заеду за тобой в четыре?
– Буду ждать. – Нажав отбой, Лайм поймал себя на мысли, что испытывает горькое любопытство в отношении женщины, которую скоро предстоит встретить, – леди Карен Кассевети, в прошлом леди Хейлз. В свое время она увела Джеймса Кассевети из прежней семьи и бросила к его ногам богатство и связи, что позволило ему основать «Дольче». Так началась блестящая карьера Кассевети. Вот только рост популярности компании напрямую способствовал упадку семьи Рурк.
Лайм отогнал неприятные мысли, напомнив себе, что все осталось в прошлом. Однако, сидя на пассажирском сиденье в машине Эйвы, он определенно нервничал. Похоже, Эйва испытывала те же чувства. Впрочем, она выглядела великолепно в сером с цветочным принтом платье с длинными рукавами. Ее светлые локоны были элегантно закручены в высокий узел. Но улыбка, как всегда, сияла безупречно.
– Готов?
– Да, хотя мне любопытно и немного тревожно. Ты в порядке?
– Конечно.
Он поднял брови, и Эйва призналась:
– Тоже волнуюсь. Мы давно не встречались с мамой. Не знаю, как она себя поведет.
Через полчаса они остановились перед огромным особняком. Ворота величественно распахнулись, и Эйва въехала на своем маленьком электромобиле на усыпанный гравием двор.
– Это унаследованный матерью фамильный дом, – пояснила Эйва. – После смерти отца она переехала сюда. За домом следит экономка. Она здесь с еще тех пор, как мама была ребенком.
Дверь открыла высокая, статная женщина в черном платье, с седыми волосами, зачесанными в тугой пучок на затылке. Она сдержанно улыбнулась Эйве и кивнула Лайму. Ответная улыбка Эйвы была приветливой, но напряженной.
