Но она в сравнение не шла с тем шквалом мыслей и эмоций, которые нахлынули на меня волной. Голова гудела до сих пор, а глаза пекло, словно я вот-вот снова разрешу себе плакать.
— Бежать от себя — гиблое занятие. Ведь дело не в том, что ты демон. А в том, кто ты есть на самом деле. Испить кровь тьмы может каждый, Юстис. Но не каждый способен выжечь эту дрянь из своего тела.
Слова Хесуса казались полной бессмыслицей. Я зарычал, ощущая весь спектр ярости, и, опершись на руки, смог поднять тело на трясущиеся ноги. Но на это ушли все силы, и потому я стоял, шатаясь от легкого порыва ветра, рискуя вновь упасть перед стариком на колени.
— Ты морочишь мне голову! — взревел я и схватился за виски. Мне казалось, что их распирает изнутри. Пульс ускорился и бил барабаном прямо по пальцам. Дождь стал сильнее. Он мочил волосы, затекал мне за жилет, попадал в рот, но я как будто его уже не чувствовал. Все вокруг смазалось.
— Ты не слышишь меня, Юстис.
Хесус помотал головой и, развернувшись, стал уходить в сторону храма. Вот так просто. Без объяснений. Без предупреждения. Оставив меня один на один с бушующей природой. И я мог бы окликнуть его. Позвать. Попросить о помощи, потому что идти самому возможности не было.
Но я не стал.
Чтобы великий Юстис просил кого-то помочь. Никогда!
Я стоял несколько часов, пока дождь не прекратился, а солнце не приблизилось к горизонту. Со стоном упав на колени, я следил за тем, как светило медленно приближается к вершинам далеких деревьев. Нет, еще не коснулось их, но вот-вот должно было. Я не мог оторвать глаз от невероятного красно-оранжевого диска, который, казалось, пожирает собой все, до чего дотрагиваются его лучи.
И почему-то в этот момент предо мной всплыл образ отца с хлыстом. Для меня он был подобен богу. Он ярким светом своих ударов изгонял из меня грех. Но был ли он во мне в те далекие дни?
Раньше я верил, что да. Но именно сейчас, обессиленный и измученный мыслями, я осознал, что тот маленький мальчик просто хотел почувствовать на себе любовь отца. И принимал ее в том виде, в котором Яннис мог мне ему дать.
Я вновь заплакал.
Глава 25
Настоящее время
Калиста
Во двор вышла дородная пышнотелая женщина. Следом показался низенький, сухой и тонкий, как стручок прошлогоднего гороха, мужичек. И только потом трактир покинул и сам Юстис. Ни тебе криков, ни тебе возмущений. Все тихо и мирно. Но уже без куска хлеба. Видимо, успел съесть.
Может, демон не стал признаваться владельцам в том, что это мы украли хлеб. Хотя мы — это громко сказано. Я больше шипела и пыталась вернуть сдобу обратно на окно. Но врать не хотелось, я была очень близка к тому, чтобы откусить хотя бы малюсенький кусочек.
— Там ведро, — женщина указала куда-то в сторону, явно обращаясь к Юстису. — Там колодец. Принесешь воды в каждую комнату. В последней надо набрать лохань.
— Исадора, может, лучше я к главе стражи сбегаю, — проблеял мужичек и тотчас кинул на Юстиса испуганный взгляд. Но тот даже бровью не повел, обошел парочку стороной, подмигнул мне и, подняв с земли деревянное ведро, направился к колодцу.
— Сбегай, сбегай, — сощурив глаза, Исадора уперла руки в бока. — Только потом, Агис, не ной мне, что спина болит ведра тягать на второй этаж.
Мужичек скукожился еще больше, а потом и вовсе сбежал из-под грозного взгляда женщины в таверну.
— А ты, видать, Калиста?
Я даже не сразу поняла, что Исадора обращается ко мне.
— Чего стоишь посреди двора, глазами хлопаешь. А ну бегом в дом, на кухню. Подсобишь мне немного. Глядишь и накормлю. А то твой муженек, — тут я чуть не поперхнулась. — Ради тебя на преступление пошел. Все во имя великой любви. А я в любовь не верю. А вот в труд, за который можно заплатить едой — очень даже. Идем, былинка, нечего время терять.
И я пошла. Хоть женщина говорила громко и строгим голосом, угрозы я от нее не ощущала. Скорее легкое раздражение.
— Не похожи вы на попрошаек, — заметила Исадора, прищелкнув языком. Мы прошли через центральный зал, где располагались деревянные прямоугольные и квадратные столы, миновали узкий коридор и вышли в теплую комнату, где, несмотря на летний зной, вовсю горел очаг. — Муженек твой больше на разбойника похож, на пирата, быть может. Но точно ни на того, кто в деньгах нуждается.
Я молчала. Пристальный взгляд хозяйки таверны жег щеку, словно к лицу прижали маленькие угольки. Но я терпела и делала вид, что ничего не замечаю.
— Твое платье стоит как все мое заведение, — давила женщина. — Оторви подол, и люди сбегутся за таким сокровищем, неся вам подношения. Я еще никогда не видела такой переливающейся ткани.
Мое платье я шила сама. Пряла днями и ночами из нитей бытия. Вкладывала туда свой внутренний свет, свою силу. Оторвать хотя бы маленький лоскуток было равносильно вырванному куску души.
— Скажите, чем я могу помочь? — попыталась перевести разговор в нужное русло, но тут живот вновь разразился громкой трелью.
— О-о-о-о, милая моя. Дела куда хуже, чем я думала. Садись, — Исадора поймала мою руку и притянула к невысокому табурету возле очага. Тут же мне в руки легла тарелка с мягкими тушеными овощами и ложка. — Вот так живот свой наполнишь, так и поможешь. А то, небось, грохнешься сейчас в обморок, а муженек твой решит, что я тебя зашибла ненароком. А он у тебя… Ух… Гора ходячая. Повезло. Такой и воды наносит, и дров наколет. И огород конем вспашет. Да и без коня, если сильно прижмет… Ты давай жуй, жуй.
И так как-то на душе тепло стало. Грозная она, Исадора, но справедливая. И раз хочется ей Юстиса моим мужем называть, так пускай. Так проще. Никому не придется объяснять, что судьбой для него предназначена другая. Николетта.
Тяжело вздохнув, я опрокинула в себя последнюю ложку и с благодарностью посмотрела на женщину. Еда опустилось в животе приятной теплой тяжестью, и мир загорелся новыми красками. Казалось бы, просто овощное рагу, а мое будущее уже не казалось таким пасмурным.
А дальше мы просто мирно готовили.
