Синюхино подаваться.
Л е й т е н а н т (не отрываясь от карты). Что?
С т а р ш и н а. На Синюхино, говорю, идти надо. Чуть отдохнули, и пошли.
Л е й т е н а н т (не глядя на него). Отступать не будем.
С т а р ш и н а. Как? А чего делать?
Л е й т е н а н т (мгновение смотрит на него). Будем здесь принимать бой. (Углубляется в карту.)
С т а р ш и н а. Так у них же сила. Танки. А мы что же?..
Лейтенант молчит.
Как же это? (Оглядывает всех, качает головой, пожимает плечами, садится с Беловым.)
Н и н а (после паузы, задумчиво). А над Москвой сейчас звезды… Раньше как-то не видно было. Не замечали, потому что светло на улицах. (Садится и надевает сапоги.) Девчата с нашего двора вечером, наверно, в Большой театр ходили. Спрашивали лишний билетик.
Р а з у в а е в. Работает разве театр?
Н и н а. Большой? Конечно, работает. Знаешь, силы какие — Лемешев, Козловский. Мы до армии с подругой каждый вечер бегали. Всю осень. Или в Большой или на танцы. (Мише.) Ты умеешь танцевать?
М и ш а. Нет. Не умею.
Н и н а. А ты где учился? В математическом институте?
М и ш а. В университете.
Н и н а. Разве у вас танцев не было?
М и ш а. Нет… То есть были. Вечера. Но я не умел танцевать.
Н и н а. Почему ты говоришь «не умел»? Ты сейчас научился?
М и ш а. Откуда?
Н и н а. А я часто-часто ходила. В парк культуры Горького, на веранду. Платье лимонное наденешь, вот с таким поясом. Туфли-лодочки лакированные. Выйдешь, глазки сделаешь «в угол, на нос, на предмет». Мальчишки так и падают кругом.
М и ш а. Что это значит «в угол, на нос»?
Н и н а (показывает). В угол посмотришь, на нос, потом на предмет — на мальчика то есть, которого хочешь, чтоб он тебя пригласил… А ты где жил в Москве?
М и ш а. Слушай, ты на самом деле такая или представляешься? Вот чего ты в жизни хотела?
Н и н а. Я… Платье из панбархата черное — раз. Чтобы мальчишки все были в меня влюблены — два. Так ты где жил?
М и ш а. А ну тебя! (Отворачивается.)
Н и н а. А я на Серпуховке. У нас хорошая улица. Все-все есть. Кино в клубе Ильича. Магазины все.
Лейтенант встает. Все смотрят на него. Он думает, вынимает из кармана листок бумаги, ладится и пишет.
Р а з у в а е в (Нине). Значит, ты из Москвы? А я бы в Москве, наверное, не мог жить. Я сам с Урала. С батей приехали раз, у нас пересадка была. Вышли с Ярославского вокзала, сами не рады. Шум, все спешат. В метро вошли, красиво, правда, а народ бежит, толкается. И мы с батей побежали. Потом остановились и спрашиваем себя: мы-то чего бежим?
Лейтенант снова встает. Все опять смотрят на него. Он медлит, вынимает еще листок, садится и принимается писать. Миша сидит глубоко задумавшись.
Р а з у в а е в. Слышь, ты не видел фото? (Вынимает из кармана фотографии, показывает.) Красивая девушка. Вот тут она на лыжах… Я все время о ней думаю. Ждет ведь, наверно.
Н и н а (смотрит фотографии и возвращает). Хорошая девчонка.
Разуваев хочет что-то сказать, но его прерывает Тищенко.
Т и щ е н к о (снимает очки). Товарищи, вот тут одно важное дело. Я понял, что сады правильнее опрыскивать ночью. Мне это недавно пришло в голову. Освещать яблони автомобильной фарой и опрыскивать. Во-первых, уязвимость вредителей больше. Днем насекомые прячутся под корой, и…
С т а р ш и н а (вдруг встает). Нет, я вот смотрю на вас, и вы все тронутые, а?.. Лемешев, фотокарточки, садочки-цветочки. Вы что, с ума посходили? Утром немцы танками…
Б е л о в. Старшина! (Встает.)
С т а р ш и н а. Ну что?
Б е л о в (после паузы). Дай закурить.
С т а р ш и н а. Нету.
Б е л о в. Врешь. Есть.
Т и щ е н к о. Минутку. Разрешите, я кончу. Это очень важно. Это почти открытие.
С т а р ш и н а (Белову). Возьми. Вот одна осталась папироска. (Тищенко.) А ты заткнись, понял? Эх, душа болит. «Бей фашистского гада штыком и прикладом». Ты его прикладом, а он тебя самолетом. (Подходит к Клепикову.) Ну что, скажи, неправда?
К л е п и к о в (думает). Насчет самолета — это точно. Вот меня взять. На нас «юнкерсы» летели под Орешней, мы давай из винтовок палить. Я выстрелил, вроде он падает, и из него щепки сыплются. Ну, думаю, я герой. А это он пикировал, и мелкие бомбы десятком бросал.
С т а р ш и н а. Ну факт же!
К л е п и к о в. Правда, потом мы им дали. Я сам два танка подбил.
С т а р ш и н а. Ты?.. Тоже из винтовки?
К л е п и к о в. Зачем? Я в артиллерии был. Наша батарея в одном бою четыреста снарядов израсходовала. Я сперва никак. Пристрелочный выстрел даю впереди танка, его же взрывом снаряда и прикрывает. За пылью, за дымом. Потом приспособился и два подбил.
С т а р ш и н а. Ну ладно, два. А у него тысяча осталась. Мильон! Что же нам делать-то? Ждать, пока на нас пойдут?
Л е й т е н а н т (тем временем кончил писать; встает). Так, товарищи. Внимание! (Поправляет на себе ремень и оглаживает шинель.) Разъясняю обстановку. (Смотрит в карту, потом отодвигает ее.) Значит, так. Положение такое. Связи с батальоном нет; где штаб полка — тоже неизвестно. От роты остался двадцать один человек. Но отступать дальше мы не имеем права — до Москвы пятьдесят километров. (Голос его становится тверже.) Ни шагу назад нам больше нельзя отходить. Поэтому я принял решение занять позицию здесь и стоять до конца. Ясно?.. Одним словом, это будет битва за Москву.
Е в с е е в (вдруг просыпается). Что?.. Чего?..
Н и н а. Битва будет за Москву.
Е в с е е в (привстает). Уже начинается?
Н и н а. Да нет еще. Утром.
Е в с е е в. А… (Ложится и засыпает.)
Л е й т е н а н т. Разделяемся на два взвода. Первый занимает оборону у развилки, второй здесь. В первом старший Смирнов, во втором — боец Андреев.
Миша, услышав свою фамилию, поднимает голову и встает. Поднимаются и остальные. Старшина порывается что-то сказать.
Каждому проверить оружие. По пехоте будем вести винтовочный огонь, прицельный. От танков отбиваться гранатами. Пространство между обеими группами простреливается. Удар направят на нас — Смирнов будет бить с фланга. Если на них — мы будем бить. Понятно?.. Всем приступить к чистке оружия. Боец Андреев, ко мне!
М и ш а. Есть! (Подходит к лейтенанту.)
Бойцы начинают осмотр винтовок. Разуваев помогает Нине.
Л е й т е н а н т (отходит к выходу из подвала). Миша…
М и ш а. Да. (Тихо.) Что, Лешка?
Л е й т е н а н т. Ну ты понял, что иначе нельзя, верно?
Миша кивает.
Я вот все время думаю. (Горячо.) Ну, первый бой — полк с фланга отошел, поэтому они нас разбили. Помнишь, когда комроты руку оторвало. А второй раз — я сейчас понял — я виноват. Конечно, у них силы превосходящие и танки. А мы что сделали? Три орудия выставили, окопались и даже землю выброшенную не замаскировали. Прямо желтый песок на белом. И бойцов я распределил по всему берегу — один другого не видит. А сейчас решил — иначе надо. (Смотрит на Мишу.) Ты
