на синяки. Я делаю глубокий вдох, прежде чем подойти к двери, и, низко наклонив голову, открываю ее.
Мое сердце мгновенно начинает биться быстрее, и я не уверена, от стыда ли это за отметины на моей коже, или от неоспоримого влечения, которое я испытываю к Люциану, или от того и другого.
Все, что я хочу сделать, это броситься обратно в ванную, но вместо этого я медленно прохожу через спальню, пока не достигаю дверного проема. Слегка приподняв голову, я заглядываю в гостиную как раз в тот момент, когда Люциан смотрит в мою сторону. Мы оба замираем, он с полотенцем в руке, а я, умирая от смущения.
Люциан заговаривает первым, его тон мягкий, но все еще требовательный.
— Иди сюда, маленькая птичка.
Я с трудом сглатываю от нервозности, скручивающейся в моем животе, и подхожу к нему. Когда я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, Люциан поднимает правую руку к моему лицу. Его пальцы скользят по моей коже, когда он заправляет мои волосы за ухо, а затем прижимает полотенце к моему подбородку. Он ледяной, и у меня мгновенно мурашки бегут по коже.
Я опускаю глаза на его грудь, но затем он подходит ближе ко мне и поднимает левую руку. Его рука обхватывает мой затылок, и это заставляет меня чувствовать себя окруженной им.
— Лед поможет снять отек, – объясняет он тихим тоном, который готов создать вокруг нас интимный атмосферу. – Но ты, наверное, это уже знаешь. – Его слова заставляют меня поднять на него глаза, и он говорит. – Я предполагаю, что Данте бил тебя раньше.
Он хочет, чтобы я ему рассказала? Будет ли это все иметь значение, если он узнает все, что Данте сделал со мной?
Я ищу ответы в его сильных чертах, но все, что я нахожу, – это еще большее замешательство. Стоя так близко к нему, ощущая запах его лосьона после бритья, наполняющий воздух, мое сердце только сильнее бьется. Это заставляет мой желудок трепетать, а кожу покалывать.
Хочу ли я, чтобы он знал?
Мои самые глубокие страхи. Мой самый темный позор. Мои кошмары.
Нет, я не хочу, чтобы он знал. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал.
Уголок рта Люциана слегка приподнимается.
— Ты не обязана мне говорить, – говорит он, как будто может прочитать мои мысли. – Но... – Он наклоняется, пока его дыхание не согревает мое ухо. – Если ты мне скажешь, я, вероятно, убью Капоне.
Мои глаза слегка расширяются, и на мгновение я испытываю искушение. Боже, я никогда в жизни не испытывала подобного искушения. Если я пожертвую своими самыми глубокими, мрачными секретами, Люциан убьет Данте.
Когда Люциан отстраняется, его рот касается изгиба моей челюсти. Мое дыхание срывается с губ, и, не раздумывая, я отстраняюсь, быстро устанавливая безопасное расстояние между нами. Полотенце выпадает у него из рук, и ледяная вода ото льда проливается на пол.
Мои глаза встречаются с темно-карими глазами Люциана, и выражение в них заставляет мое сердце мгновенно заколотиться в груди. Он смотрит на меня с хищным желанием.
Я уже видела этот взгляд раньше. Много раз, когда Данте домогался меня.
Однако страх, пронизывающий меня, совсем другой. С Данте ужас всегда сопровождался отвращением и опустошающим стыдом. Это было травмирующе.
С Люцианом… это пугает меня по другой причине. Нет никакого отвращения. В этом нет ничего постыдного. Я наполнена нечестивым страхом только потому, что было бы так легко влюбиться в него. Было бы так легко найти убежище в его объятиях. Чтобы он сражался в моих битвах.
Только это будет стоить мне свободы, и это единственное, от чего я не хочу отказываться. Это единственное, что удерживало меня в течение последних четырех лет.
Люциан похож на собственника. Как только он доберется до меня, я просто снова стану пленницей. Единственное, что изменится, – это стены моей тюрьмы.
И одному богу известно, свидетелями каких новых ужасов они станут.
_______________________________________________
ЛЮЦИАН
Черт, это тяжело. Я пытаюсь не напугать Елену до чертиков, но скрыть свои чувства невозможно. Чем более пугливой она становится, и чем сильнее растет ее страх, тем больше я, черт возьми, хочу ее.
Самая темная часть меня хочет почувствовать, как она дрожит. Я хочу услышать, как она умоляет меня о пощаде, а не чертову статую в саду. Я хочу, чтобы она боялась только меня, чтобы полностью подчиниться.
Это чертовски отвратительно, но желания пересиливают.
Я делаю глубокий вдох, борясь с доминирующей частью себя, пока мои мышцы немного расслабляются.
На моем левом плече сидит дьявол, нашептывающий мне, чтобы я взял то, что я хочу. Чтобы сделать Елену моей. Чего бы это ни стоило. Неважно, сколько крови мне придется пролить. Независимо от того, какой ущерб это нанесет имени моей семьи.
На моем правом плече сидит ангел, умоляющий меня найти сострадание в моем сердце. Быть нежным с этой сломленной маленькой птичкой. Чтобы не быть просто еще одним мужчиной, который навязывает ей себя.
Господи, прямо сейчас я хочу сбросить ангела со своего плеча и послушать дьявола.
Я сжимаю руки в кулаки, борясь за контроль над сильными эмоциями, а затем мне удается сделать шаг назад.
Уходи, Люциан. Прежде чем ты что-то сделаешь, о чем пожалеешь.
Мой взгляд скользит по Елене, когда она смотрит на меня широко раскрытыми, полными страха глазами.
Как это произошло? Как этой миниатюрной женщине удалось согреть самую холодную часть меня?
Не говоря ни слова, я отворачиваюсь от нее и выхожу из ее номера. Я закрываю за собой ее дверь и делаю пару шагов к своей. Отперев ее, я толкаю тяжелую деревянную дверь и, войдя в гостиную, захлопываю ее за собой.
Блять.
Желая внести хоть какую-то ясность, я достаю телефон из кармана и набираю номер отца.
— Сынок? – отвечает он, как всегда.
— Папа, – говорю я, зная, что это привлечет его внимание. Я называю его так только тогда, когда мне нужен мой отец, а не глава мафии.
— Что случилось? – тут же спрашивает он, с беспокойством подбирая слова.
— Я... я на самом деле не знаю, – признаюсь я. – Это Елена Лукас.
— Что? Скажи мне, – требует мой отец, его беспокойство за меня лишает его терпения. После смерти моей матери я стал миром моего отца. Я знаю, что он живет и дышит ради меня. Нет никого на свете, кого он любил бы больше.
— Она
