крайнем случае запирайте лабораторию. Замок я могу предоставить.
Чтобы как-нибудь отвязаться от дяди Васи, агроном достал письмо и начал пробегать глазами строки, написанные знакомым докторским почерком с латинскими буквами «т» в русских словах.
К удивлению Александра Александровича, на этот раз той письма был совершенно иной. Вначале жена сообщала, что получила от Лёли открытку. Девочка писала, что занята каким-то очень важным и ответственным делом и выехать домой пока что никак не может. Процитировав Лёлины фразы, жена писала, что решила сама приехать в деревню, чтобы посмотреть, какое ответственное дело взвалили на слабые плечи девочки бесчувственные взрослые люди, и разобраться на месте, как поступать дальше.
— Так вот. Замок я могу предоставить, — повторил дядя Вася.
— Какой замок? — рассеянно спросил агроном.
— Лабораторию запирать.
— Ах да, лабораторию… А зачем, собственно, её запирать?
— Так я же вам объяснял, — терпеливо заговорил дядя Вася. — Евдокия-то Захаровна как сядет возле автоклава, так и не видать её до ночи. А она всё-таки должна принимать участке в массовой работе. Надо как-то решать этот вопрос…
Но Александр Александрович уже не слушал его. Письмо всё больше заинтересовывало его.
«На всякий случай надо подумать, что делать с пианино, — писала жена. — Прямо не представляю: везти его с собой или продавать? У меня голова идёт кругом…»
Агроном аккуратно сложил письмо, спрятал в карман и улыбнулся дяде Васе.
— На чем мы остановились? — весело спросил он. — Ах да, вспоминаю. Обещаю убедить Евдокию Захаровну, чтобы она, как ты говоришь, не отрывалась от масс.
— Вот это правильно, — проговорил дядя Вася, не понимая, почему так внезапно повеселел агроном.
— Только имей в виду, Вася, что семейная жизнь — очень серьёзное дело. Очень серьезное.
Александр Александрович собирался развить эту тему, но ему помешал Петя.
Потный, запыхавшийся бригадир пятой полеводческой, видимо, долго разыскивал агронома. Лицо его было бледно и взволнованно.
— Что с тобой, мальчик? — спросил Александр Александрович.
Вместо ответа Пети разжал кулак. На ладони его лежал, кверху ножками, чёрный жучок. Почувствовав свободу, жучок оттолкнулся упругими, как пружина, крыльями, подпрыгнул и упал на землю.
— Щелкун, — сказал Александр Александрович.
— Это правда, что он корни пшеницы грызёт? — спросил Петя.
— Он-то не грызёт, а вот его личинки, червячки…
— Проволочники, — подсказал дядя Вася.
— Да, да, проволочники могут поранить и стебли и корешки.
— Идёмте! — Петя потянул агронома за рукав.
— Куда?
— На нашу новую полянку. Только вы не беспокойтесь… Там ничего такого не случилось…
— А мне можно? — спросил дядя Вася.
— Теперь все равно. Пойдём. Только ты не думай, там всё в порядке…
Всю дорогу Пете казалось, что они идут слишком медленно. А агроному становилось всё больше жаль мальчика.
— Оказалось, что я немного преувеличивал, Петя, когда говорил о значении твоей Чародейки, — начал он осторожно. — Видишь ли, учёные относятся к твоему феномену не очень, я бы сказал, оптимистически. — Агроном нарочно говорил туманными фразами, чтобы не слишком огорчать Петю. — Они пишут, что надо несколько лет приучать семена к раннему созреванию. Оказывается, не у одного тебя — и у других вырастала такая пшеница. А на следующий год ничего не получалось. Только ты на огорчайся…
— Ну и что же, — сказал Петя. — У них не получалось, а у нас в «Зелёном долу» получится. У нас, глядите, какая земля. Правда, дядя Вася?
— Правда.
— Лет через десять либо через двадцать, а получится. Верно, дядя Вася?
— Верно. Только известь с фермы воровать больше у тебя не получится.
Чародейка росла теперь за кустами, которые ровной полосой тянулись вдоль выгона.
Дядя Вася вспомнил, что недалеко от этого места он весной беседовал с ребятами.
На новой полянке в полном составе сидела встревоженная пятая полеводческая бригада. Дуся внимательно осматривала крепкие, тяжёлые колосья Чародейки.
— Вот она где пропадает, — сказал дядя Вася, увидев Дусю. — Это не ты ли вместе с ними пересаживала?
— Куда там! Они меня только на прошлой неделе первый раз пустили сюда, — отвечала Дуся. — У них тут строгости. Посмотрите, Александр Александрович, какая красота!
— Чудесная пшеница! — воскликнул агроном. — Богатырская пшеница! Да, Лёля, у нас новость. Скоро к нам мама приезжает.
— Насовсем?
— Кажется, насовсем.
— Значит, всё в порядке? — спросил Петя.
— Да, теперь заживём веселее, — ответил агроном, улыбаясь.
— Я не про это. С Чародейкой-то всё в порядке?
— И с Чародейкой хорошо. Ее, по-моему, и убирать можно.
— Я им тоже советовала убирать, — подтвердила Дуся.
— А они?
— А они говорят: жалко. Руки, говорят, не поднимаются. Вот только Димофей свой колосок Мильтурумки сорвал.
— Мильтурумку-то поспешили, — заметил агроном, осмотрев колосок. — Что же ты, малыш, наделал? Она ведь ещё не дозрела.
Димофей потупился.
— Мы ему не велели трогать, а он всё равна сорвал, — объяснял Петя.
— Да, сорва-а-ал! — заплакал вдруг Димофей. — Сказали, что жуки погрызут, вот я и сорвал.
— Он щелкунов побоялся, — объяснил Петя.
— Щелкунов побоя-ялся-я, — плакал Димофей.
— А с чего плакать, — презрительно сказал Коська. — Все равно у тебя в колоске сорок зёрнышек.
— Нет, шестьдеся-я-ят…
— А тут на каждом стебле — по сто сорок…
— Начнём уборку, товарищи, — торжественно проговорил Александр Александрович и подошел к высокому, сильному стеблю Чародейки.
— Нет, мы сами! — крикнула Лёля.
— Ну что же, сами, так сами, — согласился Александр Александрович. — Пойдёмте, Вася, пойдёмте, Евдокия Захаровна, Они прекрасно справятся и без нас.
Взрослые ушли.
— Пятая полеводческая, становись! — сказал Петя.
Ребята построились в ряд.
— А мне можно? — спросил Димофей.
— Ладно. Становись и ты, — разрешил бригадир. — Вот что, ребята. Хотя у нас одно зёрнышко и склевал воробей, а мы всё-таки вырастили от девятнадцати зёрен… сколько, Федя?
— Две тысячи шестьсот шестьдесят.
— Вот. Две тысячи шестьсот шестьдесят зёрнышек.
— И Димофей — сорок зёрнышек Мильтурумки, — усмехнулся Коська. — Значит, всего две тысячи семьсот.
— Ладно тебе смеяться. Какой тут может быть смех! — оборвал его Петя. — У нашей пшеницы получился короткий веге… вегец… вегетационный период. Ей положено поспевать в сентябре, а у нас она поспела сейчас. Значит, ваши зёрнышки имеют государственное значение. Теперь надо несколько лет сеять Чародейку, чтобы она привыкла к нашей земле. Будем сеять каждый год наши зёрнышки?
— Будем, — сказал Димофей.
— Будем работать все вместе?
— Будем, — ответил Толя.
— И ты с нами будешь, Лёля?
— Значит, постановили: работать и не отступаться до тех пор, пока у нас не получится скороспелая Чародейка. И тогда все наши поля засеем Чародейкой… Хлеба тогда будет — завались… А теперь собирайте колоски — каждый свои.
В полном молчании ребята принялись за дело.
А издали доносился шум тракторов, грохот — подвод и едва слышные гудки поезда, на котором, должно быть, ехала Лёлина мама.
