религия или совесть,— свободен. Эти властители: государство, религия, совесть, обращают меня в своего раба, и их свобода означает мое рабство».
«Так ревниво оберегаемая буржуазным либерализмом «индивидуальная свобода» («личная свобода») никоим образом не имеет смысла совершенно свободного самоопределения, благодаря которому все мои действия были-бы вполне моими; она означает только независимость от личностей. Индивидуально свободен тот, кто неответствен ни перед каким человеком».
«Всякое личное вмешательство в сферу другого лица возмущает буржуазное чувство... Буржуазия «отстаивает свою свободу от того, что называется приказом... Приказ имеет тот смысл, что мой долг определяется волей другого лица, между тем как закон не выражает личной власти другого лица надо мной».
«С точки зрения либерализма, свобода печати является свободой, противополагаемой цензуре, как проявлению личного произвола; помимо же этого буржуазные либералы высказывают большую склонность и охоту к деспотическому давлению на печать посредством «законов о печати». Их литературная деятельность законна, легальна... В печати должны появляться только легальные произведения; в противном случае «законы о печати» грозят репрессиями: штрафами, конфискацией и приостановлением изданий, тюрьмой и т. д.».
«Раз личная свобода обеспечена, люди перестают уже замечать, что стоит только пойти несколько дальше в этом направлении, чтобы прийти к господству вопиющего рабства. Мы избавились от подчинения приказам, но тем раболепнее стали мы перед законов. Гнет теперь осуществляется с соблюдением всех формальностей права!»
Так возникла идея политической свободы, так свободный индивид стал рабом закона.
Критическим анализом, как всесокрушающим молотом, Штирнер вскрывает призрачность всей идеологии либеральной буржуазии. Власть нации поработила самобытного индивида; но он пока питает в себе грозную силу. Порабощенным чувствует себя и рабочий класс, пролетариат, которого государственная власть не в силах избавить от власти денежного капитала и фабрично-заводского гнета. Государство всю власть присвоило себе, но власть капитала еще в руках частных лиц. „У рабочих, однако, огромная сила в руках; когда они сознают ее и пустят в ход, ничто не устоит перед ними“. Рабочие грозят низвергнуть власть буржуазной „нации“, уничтожить государственную власть. Во имя чего? Самобытности индивида? — Штирнер отвечает на это в критике социального либерализма.
б) Критика социальнаго либерализма.
Политический либерализм осуществил личное равенство. Отныне личность не зависит от произвола другой личности. Все равны перед законом. Но осталось имущественное неравенство, подавляющее лишенный собственности рабочий класс, который становится в государстве численно преобладающим.
Защитниками угнетенных капиталистическим строем рабочих выступили их идеологи социалисты. Они выступили с резкой критикой капиталистической системы и провозглашают другие, пролетарские идеалы.
«Бедняк нуждается в богаче, а богач — в бедняке; одному нужны деньги, другому — рабочая сила. Следовательно, никто не нуждается в другом, как в личности, а только в том, что данный человек может дать... Человек, следовательно, определяется тем, что он имеет. И в этом отношении, в имущественном, в отношении собственности люди неравны».
«Следовательно, заключает социальный либерализм, никто не должен иметь собственность, подобно тому, как политический либерализм ни за кем не признает права повелевать. Как с точки зрения последнего исключительное право повелевать принадлежит государству, так, с социалистической точки зрения, единственным собственником должно быть общество»... «Нашей свободе от личности всякого другого недостает еще независимости от того, что находится в его распоряжении, в его личной власти, короче — независимости от «личной собственности». Итак, уничтожим личную собственность. Никто ничего больше не должен иметь, пусть все станут нищими.
Собственность должна стать безличной, должна перейти к обществу».
«Пред высшим повелителем —обществом, — пред исключительным носителем принудительной власти, мы стали все равными личностями, т.-е. нулями. Пред высшим собственником мы все станем равными... босяками».
«Таким образом», замечает Штирнер, «личность» хотят вторично ограбить в пользу человечности. Индивиду не хотят оставить права ни на личную власть, ни на собственность; первую забрало себе государство, вторую хочет присвоить общество».
Политический либерализм ценил в отдельном человеке только гражданина. Достоинство же и равенство человека для социального либерализма заключается в труде. «Наше равенство», говорят социалисты, «выражается в том, что все мы работаем друг для друга; следовательно, равны мы все, как работники... В этом — все наше значение в мире; поэтому труд должен стать мерилом нашей ценности, труд должен цениться по достоинству».
«Так как каждый трудящийся имеет право на полную оплату своего труда, то равенство работников влечет за собой и равенство заработка, заработной платы».
Социализм наделяет каждого человека и материальными и духовными благами. Но ему мало этого наделения: он «навязывает их каждому, заставляет всех добиваться обладания ими. Исходя из убеждения, что только материальные и духовные блага делают нас людьми, он требует от нас, чтобы мы беспрекословно добывали эти блага с целью стать людьми. Буржуазия провозгласила свободу труда, коммунизм-же принуждает зарабатывать, производить, признает только трудящегося, только производителя. Мало того, что производство свободно; ты должен производить».
«Принцип труда только удаляет работника от эгоизма, внушая ему сознание, что существенное в нем «работник»; в результате такое-же полное подчинение верховному авторитету «общества работников», какое наблюдается при существующем порядке вещей по отношению к государству. Это — только продолжение чудесного сна о «социальном долге».
«Представителям социального либерализма и в голову не приходит, что общество никак нельзя рассматривать, как личное «я», которое может давать, уделять или дозволять, что общество—только орудие и средство, которым мы можем пользоваться в наших интересах». Социалисты, как и все либералы вообще, «одержимы религиозным принципом и так-же ревностно стремятся к «святому обществу», как прежде томились по государству».
«Общество, дающее нам все, явится только новым властелином, новым призраком, новой и «высшей сущностью», налагающей на нас «долг» и требующей от нас «служения».
Во второй части своей книги Штирнер не раз возвращается к оценке политического и социального либерализма. Первую-же часть он заканчивает критикой литературного направления, именуемого им «гуманным либерализмом»,
