остыть печку, а Наташа поставила на нее ведро с водой.
Саня в полудреме спросил:
— Мамочка, нефть нашли?
— В следующий раз найдем, — ответила мать и в первый раз улыбнулась отцу.
Утром случилось еще событие.
В спальне, которая отделялась от кухни дощатой перегородкой, раздались звуки — переливчатое рыканье:
— Рлл, — рр-рлл…
А через секунду увереннее, громче:
— Ррр-ррр-ррр!
— Да ведь это Саня! — сообразила Наташа.
Верно! Саня подлетел к столу и, яростно рыча, повис на шее отца.
— Папа, папа, получается! — захлебываясь от счастья, закричал он. — Р-р! Пара-ход. Р-р. Парр-ра-ход!
От отца перебрался к матери:
— Каррротатаж! Буррровая!
— Получается, Санечка, получается, — радовалась мать.
Саня, не переставая рычать, повернулся к двери.
— Ты куда? — мать перехватила его возле порога. — Завтракать надо.
— Я сейчас, — барахтался Саня у нее на руках. И, вырвавшись, выбежал на улицу:
— Пароход, кароттаж! Р-р-р-р!
— Каррр-р, — отозвался с тополя ворон.
— Карр, — ответил ему, передразнивая, Саня. Он нарочно сбегал к Генке под окно и кричал там во все горло «пароход» и «кароттаж», пока тот не вышел на крыльцо и не похвалил. Сбегал и к буренке, она и ее сын-бычок тоже очень внимательно выслушали. Потом он играл в собаку, рыча на псов, которых встречал на улице, и те, как будто понимая радость малыша, дружелюбно повиливали хвостами.
— Саня-то совсем большой стал! — удивлялись все, кто его слышал.
Жизнь у Саньки настала хорошая. Мать уезжала на буровую или занималась в конторе. Наташа в школе, а ему что? — отец дома. И печку вместе истопят, и обед сварят, и на водой на речку сходят, и мать вместе ждут. Дров накололи столько, что весь коридор забили поленницей. Но счастье длилось недолго, всего лишь неделю: отец стал собираться в отъезд.
— Задержался я, сынок, на работу пора. Как погода установится, так обратно.
Санька помрачнел.
— Оставайся с нами, папа, — просил он тоскливо. — Без тебя плохо. Разве ты задержался? — И Санька растопырил на руках пальцы. — Видишь, и десяти дней не прошло. — У мальчишки на глазах навернулись слезы.
— Ну-ну. Ты ведь теперь настоящий мужчина.
— Конечно, настоящий, — согласился Саня и, чтобы подтвердить, прорычал: «Р-р-р». Но на этот раз вышло невесело.
— Я бы тебя взял с собой, — продолжал отец. — Но кому же тогда здесь за нашими женщинами смотреть — за Натальей, за матерью?
— Да-да, — помотал согласно головой Саня: кроме него, действительно, больше некому.
Санька несколько раз выбегал на улицу и радовался, что пуржило — он не хотел ясной погоды. Устроился возле отца, который задумчиво разглядывал мамину фотографию, и тоже стал на нее смотреть.
«Сейчас ветер утихнет, — подумал Саня, — отец сразу и улетит: самолет-то в поселке». — И мальчишка опять шмыгнул за дверь.
Мать в этот день находилась в своей конторе. Склонившись над диаграммой, что-то высчитывала. Вдруг ей почудился ребячий плач. Но взвизгнул ветер — и все унес. По замерзшему окну хлестала пурга, через стекло ничего не видно. Накинув полушубок, она выглянула на улицу.
Нигде ни души. Между домами ходили снежные вихревые столбы. Женщина вернулась, но крик продолжал звенеть в ушах. Не выдержав, снова оделась — и домой.
Ветер слепил глаза. Она сбивалась с переметенной дорожки, проваливаясь то одной, то другой ногой в рыхлые обочины. Опять донесся крик, теперь близкий, но приглушенный. Метнулась навстречу — и увидела торчащую из снега рыжую шапку.
— Саня! — обомлела она и подхватила сына.
Малыш уже не мог плакать, только всхлипывал.
— Пойдем, пойдем скорее! Разве можно гулять в такую погоду?
— Я не гулять, я за тобой, — ответил Саня. — Папа улетает.
Сделали несколько шагов — из пурги вынырнул человек, весь заснеженный.
— Вот вы где! А я уже весь поселок обегал…
Санька забыл про слезы. Он был страшно обрадован, что его сразу нашли и мать, и отец. Уцепился за обоих, приговаривая:
— Я вас никуда не пущу, ни папу, ни маму. Всегда вместе будем.
Петропавловск-Камчатский — Курск.
1964–1968 гг.
