спрашивал теперь слесарь Трубников. — Помогать, мол, будем. Без образования — никуда, автоматика… Ну, а как теперь быть. Бросать учебу?
— Все вы правы. Я обязан подписать заявления. Обязан отпустить вас. Но кто будет работать в цехе? Отвечайте мне толком, кто останется в цехе, если пятьдесят человек уйдут сдавать экзамены?
За стеной в канцелярии стучала пишущая машинка. «Тук-тук-тук-тук», — частила она.
Молчали. О чем говорить? Каждому стало ясно — придется искать выход самим: договариваться с мастерами, просить товарищей подменить. Цех и станцию не остановишь из-за зимней сессии.
— Ну, раз так, то спасибо, — сказал Петров, — разъяснили. А что мы сидим теперь? Пошли по домам.
— Пойдете, когда отпущу! — раздельно сказал Вахрушев. — В крайнем случае, подпишу заявления освещенцев.
— А теперь можно уходить? — Петров встал со стула.
— Разрешите мне сказать! — робко предложил слесарь Витя Мясников. Сам того не замечая, он вытирал беретом лоб. — Вот я недавно из армии. Так у нас случались моменты, когда не хватало людей в караул…
— Нашел время рассказывать анекдоты! — вмешался Дмитрий.
— Лазнов, тут тебе не новгородское вече! — прикрикнул Вахрушев.
— Будто вы там были! — огрызнулся Митя.
— Подожди, — сказал Мясников Мите. — Вот, значит, нет людей в караул. И тогда взводу вся рота помогает — взаимозаменяемость. И в цехе, я думаю, так можно.
— Сравнил вилку и бутылку, — ворчал Дмитрий.
— И что ты, Лазнов, тараторишь? Мясников, может, дело говорит! — крикнул кто-то.
— Взаимозаменяемость! — горячился Мясников. — Разве монтеры не смогут работать слесарями? Смогут! Обмотчицы смогут подменить аккумуляторщиц.
— Правильно! — сказала Люба. — Щитовые могут работать в мастерской Откосова. — Освещенцы помогут — у них в бригаде всего трое учатся.
— Из бригады Откосова можно Петрова в электрослесари перевести. — Говорили так, потому что еще не могли иначе называть мастерскую и бригаду Откосова.
— Меня? Пожалуйста, если для пользы дела!
— И отпуска очередные пока не давать.
— И составить график. Солидно все сделать. Верно, Павел Павлович?
— Выбрать комиссию?
— Включить туда мастеров, чтобы в курсе были, — посоветовал Вахрушев.
— Вот это действительно взаимозаменяемость! — сказал сварщик Петров.
— Солидно, — сказал Егоров.
— А постараться — выйдет. Это я к примеру говорю.
Вахрушев снял очки. Поднял руку, успокаивая.
— Ладно, вече новгородское! Прекратите шум. Молодец, Мясников!
Павел Павлович решил, что выход, пожалуй, найден.
Задвигали, застучали стульями. Направились к дверям говорливой толпой. И уже выходили из кабинета, как пронзительный голосок остановил:
— Стойте-ка! Ой же, погодите!
В сбитой на уши белой косынке к столу начальника пробиралась худенькая уборщица электрического цеха. Она тащила перед собой эмалированный таз, прикрытый вафельным полотенцем.
— Ой! Скажите, чтоб не уходили! — кричала она Вахрушеву. — Как быть-то?
Остановились. Смотрели на уборщицу улыбаясь, ничего не понимая. Протиснувшись к Вахрушеву, она поставила таз на письменный стол.
— Что произошло? — Павел Павлович торопливо надел очки.
— Как быть-то, Павел Павлович? — она пыталась поправить косынку. — Старший инженер заказал купить на обед пончиков. Дали пять рублей. — Она сняла с таза полотенце. Таз был до краев наполнен коричневыми пончиками.
— Купила на пять рублей. А он хотел парочку. Вахта десяток взяла, а эти куда?
На мгновение стало слышно, как стучит машинка за стеной, и враз грохнул веселый хохот.
— Возьмите по парочке! — кричала уборщица. — Выручите! Домой их тащить, что ли? Свежие пончики! — уговаривала она.
— Добровольно брать или по решению собрания?
— Семейные по паре, а холостякам по пятаку! Налетай, ребята.
— Семейным можно и больше.
— Берите, миленькие, кто сколько желает. В цехах-то нет никого, выручайте.
— Кто возьмет пончики, может уходить, — сказал Вахрушев, вытирая глаза платком. — Ну и ну!
В кабинет заглядывали дежурные со щита. Лица у них были недоуменными. К столу начальника цеха выстроилась очередь.
ТРИ ПИСЬМА
Здравствуй, Аля!
Пишу тебе не как бывший знакомый, а как в редакцию газеты. Дело в том, что пришло время, когда про меня и про всех нас можно писать повесть. В жизни моей случилось так много всякого и разного, что сомневаюсь: Митька я или кто другой. Собираюсь поступить в техникум, записался в библиотеку.
Скоро в нашем общежитии — комсомольская свадьба. Женятся Федор и Галина, ты их знаешь. Может, это интересно газете? Придешь к нам в общежитие? Я, вообще-то, о тебе скучаю. И часто вспоминаю тебя, и даже на работе, через это могу попасть под высокое напряжение и сгореть.
С товарищеским приветом!
Простой рабочий человек Д. Лазнов.
Здравствуйте, ребята!
Мы начали монтаж второй машины на двести мегаватт. Размах и масштаб. То-то, старики. Приезжайте.
Прежде, конечно, учитесь всему, чему можно научиться на нашей станции.
Живем в общежитиях. Друг от друга за двести метров по плохой дороге. Но поселок строят здорово. Стоит он в березовой роще, на берегу пруда. Летом можно купаться и рыбу ловить, а пока, конечно, бараки — и не хнычь.
С кабелем здесь тоже туговато, но лучше, чем в Зарянске. Техника — мечта. Работать хочется до чертиков. В общем, в письме всего не напишешь. Лучше прочтите о нас статью, которая будет в газете «Заря». Написала ее та самая Брусенцова, за которой ухаживал Митя.
Привет ребятам, тете Луше, Опухтину. Привет вам от моей Риты. Она не паникует, уже работает кладовщицей на техническом складе. «Хорошо, — говорит, — что уехали из Зарянска, но плохо, что не очень далеко: журналистка отыскала тебя и здесь!» Чудачка Рита, выдумщица. Не понимает специфики журналистской работы. Вот пока все.
Илья.
Здравствуй, сын Дмитрий!
Пишу, как отец. Что ушел из дому — твое дело. Что думаешь плохо о родителях своих — судьев тебе нету, кроме твоего собственного черствого сердца. Но пройдет время, и молодая норовливость с тебя слетит, как с деревьев лист, и захочется тебе, как всем людям, тихой жизни. Тогда поймешь, что мы с матерью не желали тебе плохого, а, наоборот, хотели одно хорошее, как единственному сыну.
Жить мы станем не вечно. И дом наш и все хозяйство записано на тебя. Должен это почувствовать всей душой. И когда поймешь, возвращайся в дом. Мы тебя не торопим, но помни, что от добра добра не ищут, и в родительских комнатах тебе будет тепло и сытно. А если жениться решишь, то примем с женой молодой.
Зря ты наговорил на хорошего человека Филичкина и на отца родного всякие слова из-за чужих ванн.
Желаю тебе в молодой жизни успехов и чтобы родителей не забывал, потому что ты у нас один сын.
Твой отец Тихон Фомич Лазнов.
Письмо Ильи
