— Ой, и все ты поможешь… это эксплуатация называется. Самая натуральная эксплуатация рабочего класса. Ой да ладно… — махнула она рукой.
Я заварила чай и села за стол к сгорающей от любопытства бабуле.
— Давайте лучше расскажу, что узнала.
Спустя некоторое время, когда я закончила свой рассказ, Марья Никитична покачала головой, как это умеют делать только старушки.
— Ну надо же… и что же мы Оленьке скажем? Что девочка не той дорогой пошла? Ох горе-то какое, ох горе. А все папаша-паскуда виноват.
— Да кого там винить-то? Все кругом виноваты. Вы бы видели те условия, как она вообще-то там выжила. Да еще с таким отцом.
— Говорю же, сволочь. Его сажать надо!
— Надо! Как минимум за избиения. И прав давно лишать надо было, да только кому там в поселке что нужно?! Да и рано нам говорить, брала Ася деньги за любовь, или все это не больше, чем слухи. Не вздумайте только ничего соседке говорить, — предостерегла я Марью.
— Да ты что, Господь с тобой! Да и лежит она, без сознания значит. Кому уж тут говорить-то?
Мы еще немного повздыхали, поохали и разошлись по своим комнатам.
Я пару раз набирала номер Маши, подруги Аси, но телефон был недоступен. Придется ждать, когда вновь появится в сети.
11
В понедельник после практики только и разговоров было, что про привидение. И даже Эмка, дежурившая в ночь с субботы на воскресенье, намекнула, что видела нечто необычное. Ну естественно, это в ее манере — говорить исключительно загадками и ходить вокруг да около.
Мы сидели в парке недалеко от больницы и ели мороженое.
— Ты мне скажи лучше, что вы там нарыли? Женька чуть эмоциями не подавился пока кратко поведал о поездке. И, кстати, по-моему, он на тебя запал.
Я почувствовал, как краска приливает к лицу. У меня всегда так, если волнуюсь.
— Да ладно тебе. Просто дружеские отношения, ничего больше.
Эмка покачала головой. Было видно, что это вопрос больше ее не волнует. Ну на то она и Эмка, что в корне отличается от большинства людей. Да что там от большинства — от всех.
Я вкратце пересказала ей все, что уже поведала Никитичне, слушала она вполуха, что меня даже немного обидело.
— А все-таки её там прячут.
— Ты про что? — не сразу сообразила я, находясь все ещё на своей волне.
— Я про Веру. Ну или кто она там.
— Тьфу на тебя. Вера — не Вера… я ей про Фому, она мне про Ерему. Ничего больше рассказывать тебе не буду.
— Да ладно, не кипятись. Просто каждый увлечен своим. Так всегда в любом разговоре, даже если вслух не произносить.
— Ты имеешь ввиду, что каждого волнуют только свои проблемы?
— Да, — просто ответила она.
— Ну хорошо… раз тебе неинтересно, что нарыла я, рассказывай, чем ты занималась в выходные, — сдалась я.
Эмка настолько непосредственна, что на нее даже обижаться не хочется.
— Эта ночь, ну та, в которую я дежурила, оказалась довольно странной. Во-первых, нашей Веры не оказалось в палате ни ночью, ни под утро, а во-вторых, я тоже видела нечто в белом.
— Погоди, я не поспеваю. Давай по порядку. Ты заходила в палату Веры, но неё там не обнаружила? Возможно, девушка ходила в туалет?
— Нет. Койка разобрана, вещей нет, палата пустая стоит.
— Странно, зачем нужно было переводить ее в другое место?
— Думаю, что наши вопросы заинтересовали кого-то, кто очень не хочет, чтобы мы знали про Веру.
— Тогда я все больше убеждаюсь, что здесь что-то нечисто.
— Я про то и говорю.
— Ну ладно, насчет Веры мы еще подумаем… а вот что ты там про нечто в белом вещала? Только не говори мне, что веришь в призраков… Ладно, парни, они, по-моему, над девчонками подтрунивают, но ты-то взрослый, адекватный человек…
Тут я осеклась, и Эмка тоже многозначительно на меня посмотрела. Что-что, а вот адекватной подругу назвать можно с большим трудом.
— Не все, что кажется странным — таковое. И не все, что кажется нормальным — на самом деле нормально. Знаешь, в чем твоя проблема?
Я все еще переваривала ее последнюю фразу и оттого не сразу поняла, о чем она спрашивает.
— А?
— Ты судишь слишком поверхностно. О людях, о жизни, и, особенно о явлениях в этой жизни.
— Это я типа глупая и наивная?
— Это ты типа слишком хорошая.
Я улыбнулась, понимая, что Эмка лишь смягчила то, что на самом деле имела ввиду.
— Ты думаешь, что, если сама не можешь причинить кому-то зла, то и другие не могут.
— Ну нет, ты меня совсем в эту свою ерунду не записывай.
— Это все образно, конечно. Ты думаешь, что если чего-то не знаешь или не видишь, то этого как будто и нет. Но это почти все люди такие. И всё это звенья одной цепи.
Она немного помолчала, глядя на тающее в руках мороженое.
— Интуиция — вот, что самое главное в нас. Наша интуиция способна на многое. Если бы люди чаще прислушивались к ней, к своим снам, к предчувствиям — им стало бы намного проще жить.
— Интересно чем, — скорее для вредности проворчала в ответ.
— Они избежали бы многих проблем. Так что отбрось хотя бы ненадолго сомненья, скепсис и, так называемый здравый смысл, и подумай. Подумай широко, никого и ничего не судя, подумай, будто ты всего лишь зритель, наблюдающий героев и их поступки в фильме. Без суеты и лишних эмоций. И всегда, когда будешь попадать в странную ситуацию — представляй себя зрителем. И знай, что любому кино всегда приходит конец.
— Но не всегда счастливый.
— Вуаля…
Я доела мороженое и поднялась со скамейки.
— Умеешь же ты нагнать.
— Стараюсь, — Эмка все-таки усмехнулась, но тут же обратно посерьезнела, — дом старинный, наверняка с ним что-то связано, надо бы узнать.
— Я вечером работаю, так что поручаю это ответственное задание тебе. И нужно что-то с Верой думать.
— Нужно… только вот что?
Ночь и следующий день прошли без происшествий. После смены я не стала слушать болтовню парней, а сразу заспешила домой. Больше всего на свете хотелось есть и спать, потому что утром удалось прилечь всего на пару часов и тут же бежать в больницу.
Никитичны дома не оказалось, впрочем, в это время она всегда где-нибудь гуляла, или навещала Ольгу Дмитриевну в больнице. И хоть та так до сих в себя не пришла, все равно считала своим долгом приходить к ней, чтобы узнавать о состоянии. Просто позвонить Марье Никитичне казалось мало, хоть доктор и обещал в случае чего именно ей сообщать обо всех изменениях.
