Пролог
Я впервые в жизни видела, как двое мужчин сцепились в драке. Не обычной, дворовой, а такой, словно они дрались на смерть. Горящие ненавистью глаза, удары в полную силу со всей вложенной в них злостью и яростью. Я не слышала, как подъехала машина, только услышала крики и тут же бросилась на улицу.
Сбегаю по ступенькам дома вниз и замираю на мгновение. К Лютому и Рокотову уже бросаются охранники, с трудом растаскивают их друг от друга.
— Костя!
Демид бросает на меня горящий предупреждающий взгляд. Будто молча говорит: «Не смей даже подходить». И я останавливаюсь. Потому что с недавних пор я должна его слушаться беспрекословно.
Лютый бросает на меня быстрый взгляд и по его лицу проходит болезненная судорога. Он жадно осматривает меня от макушки до пяток и задерживает глаза на округлившемся уже заметном животе.
— Как интересно… — хрипит он.
Не могу отделаться от ощущения, что передо мной зверь в клетке или на привязи. Его держат несколько человек, но я уверена, что если он захочет вырваться, то раскидает их, как щенков. И кажется, что так и будет. Но Лютый сдерживается. С огромным трудом — на шее и лбу проступают жилы, он сжимает руки в кулаки до такой степени, что едва ли не трещат кости.
— Ну а что? — ухмыляется Демид, проследив за взглядом Лютого, — Помнишь, я приезжал к ней, когда она сидела взаперти с Лесей? Утешал как мог после того, как ты ее поимел и бросил.
Он сплевывает эти слова со злым весельем, с вызовом в голосе. А я замираю на месте, когда взгляд Лютого снова останавливается на мне. Ложится тяжелым грузом на плечи, выжигает во мне дыру.
— Это правда?
Сжимаюсь в комок. Мечтаю исчезнуть, провалиться сквозь землю, превратиться в песчинку, лишь бы только не пришлось больше стоять перед ним. Встречаюсь глазами с Демидом — он тоже смотрит выжидающе. Он с ухмылкой стирает с разбитой губы кровь и едва заметно кивает, мол, решай сама, что ему говорить.
Я знаю, что будет, если не подчинюсь. Если прямо сейчас расскажу ему правду, то вряд ли даже с этого места уйду живой. Тот, кто стоит за всем этим, мне в красках разрисовал, что станет с Лютым, со мной и нашим ребенком, если я хоть намеком дам ему понять, как все обстоит на самом деле.
— Да, — наконец произношу я.
Во рту пересыхает настолько, что язык царапает нёбо и слова даются мне с огромным трудом. Взгляд Лютого давит не хуже каменной плиты, и после моего короткого ответа в нем не остается ничего, кроме могильного холода.
— Я выхожу замуж за Демида. Поэтому пожалуйста, просто уезжай, — глядя в сторону, прошу я едва слышно.
— То есть вот как, мелкая? — спрашивает он с циничной ухмылкой. Без особых усилий вырывается из хватки охранников.
У меня такое ощущение, словно Лютый сейчас подойдет ко мне, сомнет, раздавит, уничтожит. Но он стоит молча, не двигаясь с места. Ждет ответа.
— Ты же сказал: переключись на Демида. И я переключилась. Чего ты хочешь теперь, Костя? — горло пережимает спазмом, и я понимаю, что прямо сейчас разревусь, как маленькая девочка, поэтому торопливо добавляю, — Уходи. Пожалуйста.
Взгляды мужчин скрещиваются. Рокотов смотрит на бывшего друга нахально, с насмешкой и превосходством. Обстановка накаляется за пару секунд. Одна искра — и все взорвется. Одно слово — и они вцепятся в глотки друг друга. Не в шуточной драке, нет. Будут рвать до конца, вымещая все накопившееся. И ни один охранник уже не сможет их разнять, пока кто-то из них не убьет другого.
— Уходи, Костя, — повторяю я уже твердо.
Знаю, что он хочет разнести все здесь к чертовой матери, сровнять с землей всё и всех. Это читается в его глазах вместе с поглощающей черной ненавистью. Не знаю, что сдерживает его от этого, но Лютый находит в себе какие-то нечеловеческие силы и поступает так, как однажды поступил Демид: просто уходит.
Без сил опускаюсь на ступеньку и закрываю глаза. Хочу расплакаться навзрыд, броситься вдогонку, рассказать ему все. Но не могу. Пусть лучше считает меня предательницей, чем нас убьют. Пусть лучше так, чем я пожертвую собственным ребенком…
Глава 1
Я оглядываю свое отражение в зеркале и тихо выдыхаю. Мне кажется, я совсем не похожа на саму себя после того, как высветлила волосы. Хоть это и произошло после отъезда из России, два с половиной года назад, почему-то до сих пор не привыкла к тому, что это я. Ничего от прошлой Сони Синицыной не осталось — из отражения на меня смотрела уже молодая женщина. И давно не Синицына. Рокотова.
Клим позволил уехать и некоторое время пожить спокойно. Будто выжидал какого-то момента, но какого и, главное, зачем? Ясно, что он хотел как-то расквитаться за смерть дочери с Лютым, но для чего ждать так долго? Оставалось только гадать. С момента возвращения в дом Демида здесь, в России, я не нахожу себе места от волнения. Не могу отделаться от мысли, что Клим втянет во все эти разборки моего сына. А он втянет, я не сомневалась в этом ни на секунду.
— Ты готова? — в комнату заглядывает Демид.
Его голос вырывает из мыслей. Обернувшись, замечаю скользящий по телу заинтересованный взгляд и невольно передергиваю плечами.
— Да, почти. Поможешь надеть цепочку с кулоном?
— Да, давай, — Рокотов проходит в комнату и забирает протянутое украшение.
Он убирает распущенные волосы на плечо, застегивает замок на цепочке и, облокотившись на спинку кресла, встречается со мной взглядом в зеркале.
— Почему не носишь то колье, что я тебе подарил недавно?
— Я не привыкла носить такие дорогие вещи, ты же знаешь.
— Это самая плохая черта в тебе.
— Как там Тима? — перевожу я разговор.
— Няня уже уложила его.
Я морщусь при упоминании няни. Не люблю оставлять Тимура с посторонними людьми. Я никому не доверяю — любой из помощников по дому может докладывать Климу о происходящем. Поэтому чужих я к сыну стараюсь не подпускать вообще. Может быть у меня уже паранойя развивается, но мне так спокойнее.
