— Мне приказали их кадрить, — равнодушнооткликнулась она. — Ты же знаешь, я не люблю без нужды наряжаться.
Большую часть времени Лайма носила деловые костюмчики итуфли на удобном каблуке. Волосы заворачивала в простой узел и слегкаподкрашивала губы. Однако на заданиях от нее порой требовалось выглядетьособенно привлекательной. Тогда приходилось затрачивать усилия и блистать.Сейчас был именно такой случай.
— У меня в подвале еще лучше, чем у тебя в гостиной, —радостно сообщил Корнеев, облазивший дом сверху донизу. — Там огромнаякровать, домашний кинотеатр, баскетбольная корзина и холодильник, в которомполно еды.
— Можно подумать, ты будешь смотреть кино или играть вбаскетбол, — пробормотала Лайма. — Или спать в кровати. Насчет еды ятоже сомневаюсь.
Компьютерный гений Корнеев славился тем, что, погрузившись ввиртуальный мир, забывал обо всех своих человеческих потребностях. Однажды кнему даже вызывали «неотложку», думая, что он впал в кому прямо возле монитора.
— А с кем из соседей ты хочешь познакомиться в первуюочередь? — полюбопытствовал гений, покачивая ногой в белом носке.
Лайма сварила кофе, и они вдвоем сели за дубовый стол,разложив перед собой записи, сделанные накануне, во время подготовки к заданию.На большом листе была нарисована дорога, рядом — поселок, и над каждымквадратиком, изображавшим дом, надписана фамилия владельца.
На самом деле Богодуховкой называлась маленькая деревенька,в которой осталось не так уж много жителей. Местечко считалось заброшенным ибесперспективным до тех пор, пока рядом не начали строить новый коттеджныйпоселок. Сюда провели водопровод, проложили асфальтовую дорогу и открылипродовольственный магазинчик. Богодуховка оживилась. Сады и цветники заэлитными заборами кому-то нужно было вскапывать, полоть и поливать, и дляместных жителей появился шанс подзаработать.
— Анисимова я оставлю на закуску, — началаприкидывать Лайма. — Между нашими участками нет загородки, и эторазвязывает мне руки. Я могу делать с ним практически все, что захочу.
Корнееву стало немножко обидно, что она рассматривает всехмужчин исключительно с биологической точки зрения. Надо же — «все, чтозахочу!».
— Не забудь, он писатель, существовысокоорганизованное. Возьмет и не клюнет на тебя.
Лайма положила в рот кусочек сахара и с хрустом разжевала.
— Мужская солидарность — великое дело, — заметилаона. — Однако, как ни больно тебе будет это слышать, друг мой, любыммужчиной можно управлять. В отношениях с прекрасным полом вы предсказуемы, какпервые заморозки.
— Но ведь в нашем списке есть и женатые, —запальчиво возразил Корнеев. — Счастливые мужья. Целых два счастливыхмужа.
— Я стану их лучшим другом, — отрезалаЛайма. — Тебя что, беспокоит мой нравственный облик?
— Ладно-ладно, — сдался он. —Значит, Анисимов— на закуску.
— Итак, две супружеские пары, — задумчивопробормотала Лайма. — Больше всего меня волнуют Остряковы, Егор и Венера.
— Надо думать! — поддакнул Корнеев. — НасчетВенеры ничего не скажу, но Егор… Известный актер, красавчик, секс-символ…
— Не надо меня запугивать. — Она склонилась надпланом. — Остряковы от нас дальше всех. А прямо напротив кто? А! ОлегБабушкин.
— Интересно, он поет вечерами в саду? —мечтательно спросил Корнеев, подперев щеку кулаком. — Пару лет назад я былна его концерте. Талантище!
— Допивай кофе, я попробую узнать, на месте ли твойталантище, — решила Лайма и поправила прическу двумя руками. — Вконце концов, нам нельзя терять ни минуты.
Она вышла на улицу и зорким взглядом окинула горизонт.Горизонт был чист, если не считать Анисимова, который по-прежнему торчал навиду и сгребал скошенную траву в большую кучу. Игнорируя его, Лаймапрошествовала по дорожке, перешла на другую сторону улицы и остановилась передвысоченной изгородью с острыми пиками наверху. Примерившись, она протянула рукуи нажала на кнопку звонка.
Калитка открылась абсолютно бесшумно — петли здесь навернякасмазывали дорогим импортным маслом, выдавливая его из флакона с изысканнымносиком. Лакированная табличка, на которой была изображена оскаленная собачьяморда, предупреждала, что во дворе притаился кусачий друг человека. Лайманадеялась, что он сидит на цепи и не выскочит ей навстречу, щелкая зубами.
— Привет! — заранее сказала она и подождала, покакалитка распахнется до конца.
Представший перед ней тип, одетый в мятые шорты, и сам былпохож на собаку — огромный, нечесаный, заросший щетиной, он сверлил Лаймуглазами, притаившимися под набрякшими веками. Если бы она не знала наверняка,что это известный бард Олег Бабушкин, то приняла бы его за алкаша местногозначения. На ее «привет» звезда эстрады нехотя почесал живот и спросил:
— Ну?
Это «Ну?» ее рассердило. Вряд ли к грубияну каждый деньзаходят прелестные блондинки, одетые в безупречные летние костюмчики. Впрочем,кто его знает? В конце концов, он знаменитость. Со времен зеленой юности Лаймапитала слабость к мужчинам с гитарами. Правда, не к таким запущенным.
— Я ваша новая соседка Лайма, — объяснила она. Идля ясности добавила: — Лайма Перворукая.
Она никак не могла привыкнуть к этой фамилии. Перворукая! Сума можно сойти. Хорошо, что не Второрукая или, того хлеще, — Третьерукая.Или какая-нибудь Грязноногая. Два дня она обкатывала эту фамилию в уме, но такс ней и не смирилась.
— Из дома напротив? — с неудовольствием переспросилБабушкин. — Вот, значит, как… Будете тут проживать…
Он произнес это таким мрачным тоном, как будто приездсоседки грозил лично ему кучей неприятностей.
— С недавних пор я вдова, — высоким голосом,который мог в любой момент оборваться слезами, сообщила Лайма. —Приходится самой решать бытовые вопросы, а это так сложно… Сейчас мне до зарезунужен садовник. А где его взять?
— Миль пардон, — сальным баском ответилБабушкин. — Но у меня нет лишнего садовника.
И он так быстро захлопнул калитку, что едва не прищемилнезваной гостье нос.
— Да… — пробормотала Лайма и покачала головой. —Тут работать и работать.
Некоторое время она стояла на месте, раздумывая, какдействовать дальше. Летнее солнце бомбардировало ее макушку, словно вошедший враж лудильщик кастрюль дырявую домашнюю утварь.
Когда она возвращалась, на лице Анисимова было написаноудовлетворение. Он пытался его скрыть, но у него ничего не получалось. «Ладно,ладно, — подумала Лайма. — Улыбайся пока, писатель».
— Ну, как? — с любопытством спросил Корнеев,пытаясь прожевать булку, которую он практически целиком засунул в рот. —Бабушкин там?
— Там, но контакт я с ним пока не наладила. —Лайма плюхнулась на стул и побарабанила пальцами по столешнице. — Кстати,а что он написал?
