Это примерно то же самое, что называть какое-нибудь соцветие— плодом. Цветочки на яблоне — это, конечно, потенциальные яблочки, нояблочного сока, при всем желании, из них не сделаешь. Из побегов пшеницы сеноможно изготовить, причем в больших количествах, а вот хлеб — нет. Так и сребенком: он и человек уже, но и не замечать того, что он еще нечеловек, — это преступление. Потому как, если мы не замечаем «незрелости»нашего ребенка, его «неготовности» к жизни в нашем, взрослом, социокультурноммире, мы будем требовать от него того, на что он, просто по уровню своегоразвития, не способен. В результате получается, с одной стороны, насилие, а сдругой стороны — фрустрация, унижение. Конечно! Ведь он не может справиться сэтим заданием, а мы его перед этим заданием ставим. Некрасиво это инеправильно, унижаем, сами того не понимая.
Но тут вот в чем загвоздка… Как рассказать человеку о том,что такое, прошу прощения, «заготовка для человека»? Мы же мыслим-то подобиями,точнее сказать — по своему образу и подобию. Вот, например, можем ли мыпредставить себе, что такое мир собаки? Теоретически — наверное, да. Афактически, натурально? Она в 50 раз острее ощущает запахи (в 50 раз!), а вотзрение у нее, например, куда хуже, да еще вдобавок к тому — монохромное,примерно как в черно-белом телевизоре. Да, зная об этих нюансах собачьейсенсорики, у нас некий образ ее мира формируется, но это все равно — фикция.Даже если мы очень постараемся, мы не сможем «увидеть» этот мир, состоящий побольшей части из дикой вони и сладостных ароматов, причем, с той оговоркой, чтовонью в нем оказывается дорогой парфюм от Ив-Сен Лорана, а ароматом — зловонные,гнилостные останки какой-нибудь птахи. А еще в нем масса агрессивных звуков ибледная визуальная картинка действительности. Ну, как это вообразить? Тольковы, пожалуйста, не думайте, что я сравниваю ребенка с собакой! На этом примерея просто пытаюсь показать, что другое существо воспринимает мир совершенно по-другому,можно даже сказать — живет в другом мире.
Счастье есть воображаемое состояние, которое преждеприписывалось предкам; теперь же взрослые обычно приписывают его детям, а дета— взрослым.
Томас Сас
Если же мы устроены иначе, если мы устроены по-разному, топонять, как именно оно — это другое существо — мыслит, живет и думает, —задача почти неразрешимая. Как результат — коммуницировать с ним очень сложно.Да, наверное, глухонемой может о чем-то договориться со слепым, но очевидно,что степень их взаимопонимания будет не слишком высокой. Так и мы с нашимребенком, мы ровно в такой ситуации!
Ребенок иначе психически устроен, нежели взрослый, его мириз других элементов сложен, а потому мы находимся с ним в пространствевзаимодействия, где все очень условно и, мягко говоря, непросто. Ждать же, покаребенок дорастет до нашего уровня восприятия, и бездействовать — это значитналомать такое количество дров в отношениях с ним, что, когда он таки дорастет,наконец, до этого нашего уровня, он уже не захочет с нами коммуницировать изпринципа.
В этой связи меня всегда удивлял такой парадокс. Вот беру я"для телевизионной программы, книги, статьи тему — «Проблемы с детьми»или, например, «Трудный ребенок». И ноль интереса. Ну, правда! Не заставитьтелезрителей смотреть это дело! Переключаются. Рейтинги низкие, тиражи низкие,«коэффициент читаемости» низкий; Но только мы делаем программу о подростках, овзрослых детях — и рейтинг вверх, тиражи вверх, коэффициент читаемости — взаоблачные дали! Фантастика, правда?.. Но никакой фантастики в этом нет.Просто, пока ребенок маленький, он не может, как говорится, «симметричноответить», а потому родителям кажется, что «все нормуль». Однако же, дети имеютсвойство расти, и в какой-то момент родители неизбежно встречаются с тем самым«симметричным ответом» между глаз. Встречаются, понимают, что дела плохи, исразу появляется у них интерес к проблеме воспитания детей. Только поздно —мальчик уже не с пальчик, да и девочка созрела. А потому, собственно, позднопить боржоми.
Жизненный опыт дает нам радость только тогда, когда мы можемпередать его другим.
Андре Моруа
Что мертвому припарки такое лечение. Когда ребенкуисполняется двенадцать лет, случается маленькое волшебство: мы ему больше «неуказ» — спасибо, дорогие родители, вы свободны.
Конечно, я хорошо понимаю, что чужой опыт никого и ничему неучит. В лучшем случае, мы его «к сведению принимаем». И конечно, я понимаю, чтородители с малолетними детьми — это ходячая психотравма. Тут я нисколько неиронизирую, ведь малолетний ребенок столько сил вытягивает, что и несосчитаешь. Тяжелая работа, а потому, порой, не до воспитательнойэквилибристики. Но! Надо сделать над собой усилие. Работа тяжелая, хлопотная,истощающая, не до нюансов, казалось бы, но халтурить нельзя. Тут же на конужизнь человека стоит, качество жизни вашего ребенка в течение всей егопоследующей жизни! Это раз. А кроме того, это же нам самим важно: мы свое чадородили, столько с ним маялись, и потому так ведь хочется, чтобы не зря, недаром. Вот ради этого, как бы тяжело ни было, и надо сделать над собой усилие —понять, вникнуть, войти в положение и помочь. Наши дети нуждаются в помощи — иэто даже не факт, это — презумпция! И этому «вниканию» я и планирую посвятитьбольшую часть этой книги.
* * *
Впрочем, есть еще одна вещь, о которой я считаю нужнымсказать, в самом начале «Триумф гадкого утенка» я начал с предупреждения,адресованного читателю: «Пожалуйста, читайте эту книгу как "дети"».То есть, я просил своего читателя, читая книгу, вставать на место ребенка.Здесь же, в «Руководстве для Фрекен Бок», я буду просить вас поступить прямопротивоположным образом. Я буду просить вас читать эту книгу так, словно бы высами никогда не были детьми. Ну, наверное, это странная просьба, поэтому явынужден пояснить свое пожелание.
Дело в том, что наша память — великая обманщица. Онапостоянно переписывает наше прошлое. И в этом нет ничего странного, посколькумы сами меняемся, а то, какие мы, определяет то, как мы воспринимаем окружающуюнас действительность, включая и наши собственные воспоминания. Иными словами,наша память постоянно перекрашивает, переписывает, переделывает, меняет нашепрошлое. Нам, разумеется, кажется, что наше восприятие прошлого объективно истабильно, но это только иллюзия, продиктованная тем, что самих себя мы тожевоспринимаем относительно неизменными, хотя меняемся с годами страшным образом.Если бы нам представилась такая возможность — поговорить с самими собой, но,например, десятилетней давности, то, как свидетельствуют соответствующиенаучные эксперименты, мы бы, во-первых, самих себя не узнали, а во-вторых, былибы сильно с самими собой (прежними) не согласны, причем, по ряду ключевыхпозиций.
Учитывая эту особенность нашей памяти, мы не можем вспомнить,что на самом деле происходило с нами в нашем детстве. Хотя нам может казаться,что мы имеем весьма точные представления о нем — что с нами происходило, что мыпри этом думали, что чувствовали, — но это только иллюзия. Однако же, изэтой иллюзии мы делаем уверенные и далеко идущие выводы, а именно; «Ну, знаешь!Я в твои годы…» — и дальше по тексту. Заблуждение.
