на кого он мог их оставить? В те дни подумывал бабу Шьямлал, что со временем и ему улыбнется счастье: уже видел себя он в кресле управляющего Делийским филиалом компании, а потом и хозяином собственного дела. Лицензию предоставит ему правительство штата Уттар-Прадеш. А свой грузовик появится — тогда и отделиться можно.
Однако сбыться его мечте было не суждено. Из-под навеса пропал багаж одного клиента, и на следующий же день бабу Шьямлала уволили. Для возмещения нанесенного компании ущерба пришлось внести солидную сумму, равную его месячному жалованью. И с того самого дня никак не может он рассчитаться за жилье. С грехом пополам погашает он часть задолженности лишь после того, как является домовладелец и начинает костить его на чем свет стоит. Но проходит месяц — будто солнечный день в холодный сезон, — и все начинается сначала.
С того же времени стал наведываться к ним и Харбанс. У Харбанса была крохотная мастерская, где он наносил узоры на шали, накидки, блузки, сари, нижнее женское белье. В те дни, когда бабу Шьямлал лишился работы, никакой поддержки у него не оказалось. А на руках — трое детей: старшей дочери, Таре, — двадцать, Самире — семнадцать, а младшему, Бирену, — только четырнадцать. Ну, дочери хоть дома сидят, а Бирен учится, в школу ходит. Харбанс предложил бабу Шьямлалу работу — собирать заказы для его мастерской. Бабу Шьямлал ходил из дома в дом, расхваливая искусство Харбанса — всякому ведь хочется порадовать дочку или молодую сноху. Выяснив все, что требовалось, заносил в свою записную книжку номер дома. А на следующий день по указанному адресу отправлялся на велосипеде сам Харбанс, с собой он привозил образцы рисунков. На белых наволочках Харбанс тут же печатал что-нибудь сентиментальное: «Мадхур свапн»[2] на хинди либо английское Good luck[3], на платках — узоры, а на кофтах — целые букеты. Бабу Шьямлал получал комиссионные.
Поднакопив деньжонок, Харбанс арендовал у часовщика половину его мастерской, где открыл постоянную выставку образцов, приколотил над дверью вывеску: «Дом моделей», а в помощницы себе нанял старшую дочь бабу Шьямлала. Таре он назначил сорок рупий в месяц. Бабу Шьямлал недовольно хмурился, видя, как обе дочки увиваются вокруг Харбанса, однако жена его оказалась умнее. Едва Харбанс переступал порог комнаты, она тотчас же отправляла Бирена в лавку, а сама удалялась на кухню — готовить чай. Вооружившись карандашами, Харбанс и Тара корпели над листом бумаги, готовя новые образцы рисунков. Чтобы хоть чем-то помочь им, Самира ходила по соседям и, выпросив у них одежду с вышивкой, копировала узор.
И в это самое время в голове у бабу Шьямлала родилась идея: а не начать ли ему собственное дело? Сам не управится, дочери помогут. В конце концов, кто обеспечивает Харбанса заказами? Он, Шьямлал! Если уж для Харбанса старается, то для себя тем более сил не пожалеет. Однако дочерям совсем не улыбалось трудиться под бдительным оком отца. Однажды утром, увидев, как он расстилает на полу лист бумаги и принимается за узор, Тара, сославшись на болезнь матери, шмыгнула на кухню, а Самира закрылась в ванной комнате: сегодня, видите ли, ей приспичило вымыть голову. И Шьямлал скрепя сердце принялся за дело один. Как он ни старался, узор никак не давался ему, и под конец терпение его лопнуло: он швырнул в угол ножницы, скомкал и выбросил в мусорный ящик лист бумаги и в ярости закричал:
— Д же все вижу! Вам бы только отлынивать! Ждите, ждите — скоро явится ваш Харбанс!
Вечером, закрыв свое заведение, к ним, как обычно, пришел Харбанс. Хозяйка тотчас же отправилась на кухню готовить угощение. Заметив, с каким старанием Рамми заваривает чай, бабу Шьямлал недовольно засопел, однако смолчал. Не видя дочек хозяина, гость удивился.
— Эй, Тара! Самира! — громко позвал бабу Шьямлал. — Показывайте, какие вы там узоры приготовили!
Мать тоже принялась звать дочерей, а затем вынесла на подносе две чашки с золотистым чаем — одну для мужа, другую для гостя. Уловив по тону хозяина, что здесь не все благополучно, Харбанс сразу посерьезнел.
— Становитесь-ка вы моим компаньоном, бабу Шьямлал, — наконец проговорил он. — Вам даже на первый взнос денег не потребуется. Вы найдете человека, который одолжит мне три тысячи рупий. Надо уплатить часовщику за аренду — это и будет ваш взнос… Ну как, договорились?
— Дело стоящее, — просияв, проговорил бабу Шьямлал уклончиво.
— А доходы — поровну, — продолжал Харбанс. — Половина прибыли — ваша!
— Это, конечно, хорошо, — неуверенно протянул Шьямлал и запнулся. Харбанс понимающе кивнул головой.
— Если не возражаете, то Тару я беру к себе, — заговорил Харбанс, взвешивая каждое слово. — Она будет работать у меня… Ко мне и образованные, бывает, наведываются, и вести беседу с ними удобнее, конечно, женщине… Да и лишние руки не помешают. А ваше дело — обеспечить заем. Найдите мне такого человека, и вы — мой компаньон…
Закончив дела, Харбанс каждый вечер провожал Тару домой. У жены с Харбансом были какие-то свои дела, которые они старались держать от Шьямлала в секрете. А хозяин теперь был твердо убежден, что заработанные Тарой деньги — как раз те самые сорок рупий, которых им не хватало, чтобы свести концы с концами. С того самого дня, как Тара стала работать у Харбанса, бабу Шьямлал под любым предлогом старался подольше задержаться в «Доме моделей». Такая опека не очень нравилась дочери. Харбанс тоже косо поглядывал на него.
Однажды, придя домой, Шьямлал прямо с порога заявил:
— Завтра Тара никуда не пойдет.
— Как это вдруг не пойдет? — удивленно воззрившись на него, спросила Рамми.
— А вот так! Не пойдет, и все! — Губы у Шьямлала дрожали.
— Объясни, в чем дело.
— Этот негодяй… на посмешище выставляет меня, — возбужденно заговорил бабу Шьямлал. — Всем, кто был там, предложил чаю, а меня будто не заметил… Чужих людей чаем да шербетом угощает!
— Ну и что? Пришел клиент, его и угощают. Если к тебе придут, ты тоже станешь угощать.
— А я не могу терпеть такое…
— Ну не можешь — и не надо, — сердито бросила жена и прошла на кухню.
Вечером, когда вслед за Тарой на пороге комнаты появился Харбанс, бабу Шьямлал сделал вид, что не заметил их. Он демонстративно уткнулся носом в газету — читал брачные объявления. В руках у Тары был сверток, который она, войдя в комнату, передала матери.
— Что это?
— Нижние рубахи… для папы.
— Ну так и отдай ему, — сказала мать и протянула пакет мужу. — Вот возьми… Это тебе Тара принесла.
— Положи там! — сердито бросил Шьямлал, не отрываясь от газеты.
Пока жена готовила чай, Шьямлал искоса наблюдал за нею.
