за горизонтом мы слышали постоянно, так что и в этот раз те, кто уже провёл здесь больше недели, особого внимания на случившееся не обратили. Новички, посмотрев на ветеранов, также решили никак не реагировать. Но уже через несколько минут по коридору казармы громко топал старшина, объявляя тревогу. Бойцы стали спешно обуваться и застёгивать рубашки, надевать на ходу разгрузки и, хватая оружие, мчаться на построение, в то время как на базе выключили всё уличное освещение. В полной темноте боевые группы строились, ожидая приказа. Время от времени некоторые ополченцы выбегали из строя и неслись в казарму за забытой вещью или снаряжением. Кто-то тащил по возвращении увесистый цинк с патронами, кто-то нёс белую простыню, и тогда вся группа начинала рвать её на повязки — для опознания ночью «свой-чужой». (В нашей казарме эти простыни лежали при входе, и мы брали их себе по мере надобности, пуская на белые повязки или используя как ветошь для чистки оружия. Лишь один доброволец нашей группы использовал простыню по назначению, спал на ней, остальные же решили, что белье сыровато после стирки и высушить его уже не судьба.)
Время шло, люди стояли в самой полной готовности. Казаки от скуки и для поднятия духа затянули песни, начав со «Снежочков», затем последовала с кучей куплетов «Ой-ся», тут уже многие, кто был рядом, начали и подпевать, и притопывать, и прихлопывать в ладоши. (Музыкальные вкусы ополченцев былиразнообразны: так, расчёты АГС при чистке оружия рядом с нашей казармой слушали «Рамштайн», что делало их образ ещё более цельным, у нас в казарме периодически включали Нэнси Синатру или металл, блатняк за всё время услышать так и не пришлось.) Вскоре вернулся комбат и командир нашей группы. Отряду был дан отбой.
Позже от нашего командира мы узнали, что ВСУ нанесли удар ракетой «Точка-У» с кассетной боеголовкой. Были убиты 3 человека, в том числе один маленький ребёнок, а 10 человек ранены.
Как только рассвело, мы выехали для фотосъёмки места падения частей ракеты и результатов удара боевой части.
После того как ракета отстрелила боеголовку, её хвостовая часть рухнула во дворе частного дома, раздавив кабину стоявшего там старого «КамАЗа», кузов машины был завален начавшим прорастать мусором, но хозяин утверждал, что машина была на ходу. Над обломками машины ещё вился лёгкий дымок. У ворот дома толпились любопытные и зеваки, но наш ополченец никого внутрь не пускал.
Мы прошли дальше по улице, где нас встречали испуганные местные жители, показывая, куда попали осколки. Некоторые женщины плакали. Во многих домах были выбиты стёкла, лёгкие бетонные заборы и металлические ворота были насквозь пробиты во многих местах. Стены домов посечены. На углу стоял изрешечённый осколками новый «Рено Логан».
Вскоре к месту подъехала и местная милиция с прокуратурой.
Украинские СМИ к обеду уже рапортовали об очередной перемоге, что при точечном ударе «уничтожена база боевиков, 500 наёмников и 40 единиц бронетехники».
Едем банду брать
Уже на следующий день после получения оружия нашей группе дали первое задание. От местных жителей поступил сигнал: в доме у шоссейной дороги ведут наблюдение за передвижением нашей техники. Первое, что надо было выяснить, — это точный адрес и сделать фото-видео самого дома и дороги к нему; так как за неделю до этого на той же улице при зачистке погиб один из ополченцев, подготовка к мероприятию была более чем серьезной. У меня с собой имелась гражданская одежда, и я вызвался в группу наблюдения, для видеосъёмки. Нужную улицу мы нашли не сразу, пришлось спрашивать местных.
Благодаря отснятым материалам к вечеру была спланирована операция и собраны группы для её проведения. Я, уже переодетый в форму, с одолженным мне АКМ, сидел вместе с водителем на дальних подступах, в охране машин, отгоняя любопытных местных, и вслушивался, что же происходит у дома. К счастью, вызов оказался ложным (местные вообще часто впадали в шпиономанию, к слову, в следующий раз им привиделся вертолет, высадивший 20 поляков-диверсантов. Почему именно поляков — не знаю).
Через день после зачистки и опять в гражданской одежде из засады мы пытались выследить вернувшегося в город местного главу одной из киевских партий. Однако местные жители вскоре заметили нас, и немного погодя в окне машины мы увидели улыбающуюся девушку, которая протянула нам пакет с фруктами.
На вопрос «За что это?» ответила смущенно: «Ну вы же нас защищаете». Я и потом сталкивался с подобным доброжелательным отношением местного населения к ополчению. И в городе, и в местах, куда мы выезжали на проверки, люди не противились и по первой просьбе предъявляли документы, в свою очередь, ополченцы старались успокоить население и не играли перед ними в «крутых парней с пушками». Тех, кто пытался себя так вести, осаживали.
Интеллигентные люди, или Почему на войне русский
человек отдыхает
Поехать сюда не составляло большого труда, куда сложней было сделать первый шаг, а тут в дело включался червь сомнения. Так ли справедлива наша борьба, как это воспримут близкие люди? Что за люди меня там встретят? И надо сказать, что внутри я себя готовил к тому, что не увижу «партизан в одеждах из дыма и пороха».
Как же я был неправ.
Большинство отряда составляли местные ополченцы, шахтеры — люди на редкость интеллигентные, корректные и невероятно скромные. А ведь за спиной этих людей, с армией и войной до этого дела не имевших, были тяжелые бои по ликвидации южного котла.
К нам, новичкам, не было и намека на пренебрежение со стороны бывалых вояк. Отчасти местным даже льстило, что к ним в отряд приехали из Москвы или Петербурга. При этом казаки тут уже воспринимались как местные и в силу географической их близости, и в силу того, что прошли они через те же бои, что и местные. Уже скоро к нашим ежедневным тренировкам на базе стало присоединяться всё больше народу, при этом бойцы не ленились задавать вопросы или приводить примеры из личного опыта.
На войне эти люди отдыхали. Попав в ополчение прямо из шахт (зарплата за ополченцем сохранялась), службу шахтеры воспринимали почти курортом: на свежем воздухе, на солнце и не такая опасная, как их ежедневный труд под землёй. Война воспринимается местными, несомненно, как бедствие, но и потребность воевать не как тяжкая обязанность, а как долг перед родными и близкими. А возможность сбросить с себя и своей земли бред украинства — как счастье, от этого и такая стойкость в боях против многочисленного и
