палочки, только глаза светятся. Мертвый уже, конечно. Встал себе бедняжка на пороге, как сиротка, и стоит. Такой грустный, так как-то смотрит на меня… Но я ничего, стираю. Уже чуть-чуть осталось — не буду отрываться. Хорошо тебе, — думаю, — нечего делать, вот и ходишь. А меня смотри в каком положении оставил, приходится хорошенько рукава засучить. Подожди же теперь, бедненький, выжму все и тогда буду с тобой говорить… А он себе, голубушка, стоит и с места не двинется, как кол. Стираю я, стираю, еще две рубашки, еще одна, еще рантух[1], как вдруг слышу, что-то заплакало, как ребенок, — оглядываюсь — а его нет. Исчез. Утомился ждать, думаю, а? Что поделать? Сам видишь, времени не было…
Тут она взглянула на Настю. Настя каждое ее слово ловила и проглатывала. Глаза у нее светились. Танька откашлялась и снова начала.
— То был раз, а во второй раз пришел на девятые сутки. Уснула я с вечера после работы, и сплю. Знаешь, как наш человек, наработается, да и спит, как бревно. Какая работа, такой и сон. Так и я. Сплю себе, сплю, сплю, как вдруг проснулась. Ага, выспалась уже, думаю. А может, луна посветила в глаза. Да где там! Не выспалась, не луна, а он пришел.
Он, слышишь, он, мой покойник. Лежит у меня прямо на постели. И таким холодом от него веет, как из погреба. Не дышит совсем. Конечно, он же труп…
Поговорила бы я с тобой, думаю, если не навредишь, да черт тебя знает, мало ли… Нет, я не глупая… Отвернулась я от него потихоньку, а тогда как махну левой рукой себе через плечо — а его будто и не было. Только вшууух, как птица по деревьям. Ушел куда надо, а я снова уснула…
С тех пор он не приходит. Не пускают, или, может, обиделся на меня. Не знаю. Даже не приснится никогда. А может, слышишь, видит, что я отдалась другому, и уже на меня права не имеет. Кто его знает?
* * *
Двор осветился звездами, луна выплыла на небо, село уснуло.
— Пора мне домой. Уже поздняя пора. Заболтала ты меня, бедняжка. Не забудь про чеснок. От злого охранит, а если добрый, то придет. Попробуй, не помешает.
Накинула платок на себя и вышла.
* * *
Долго-долго сидела Настя у окна на скамье, пристально глядя в серый угол дома, за печкой. Она конечно хотела, чтобы ее покойник пришел к ней, но сам, без чеснока.
Если тоскует, если пустят, то придет, должен прийти, а если нет, то пусть так и будет; все равно увидятся когда-нибудь.
©Богдан Лепкий.
Примечания
1
Головной убор замужней женщины — тонкий платок до 3 м длиной, которым оборачивают каптур — вышитую шапочку с плоским верхом, завязывая бант на затылке (зап.-укр. диалект). — Прим. книгодела.
