class="p1"> Дагул идет за ветром, кочует, куда глаза глядят. Долго оставаться на одном месте нельзя. Иногда лагерь задерживается на три-четыре дня, иногда – на неделю, но у степного городка дагулы простояли всего лишь вечер и ночь. Все из-за украденных коней.
– А ты всё зазываешь, Дея?
Всадник ехал рядом с телегой, укрытой тканью. На телеге сидела девушка – та самая, что подзывала людей полечиться прикосновением к изуродованному старику. Одной рукой черновласая красотка держала вожжи, а в другой дымила трубка, которую девушка иногда покуривала.
– Ремеслом занимаюсь, да побольше тебя зарабатываю, Мануш, – широко улыбнулась Дея.
– Больше меня?! Да что ты несешь, женщина? Я коней привожу!
– Ты раз в месяц коней приводишь, а я по три раза в неделю зазываю. Попробуй угонись за мной!
– Да я тебе таких коней приведу, все завидовать будут!
– Ты сначала приведи, а потом хвастайся, ха-ха!
В ответ Мануш в сердцах бросил шляпу на землю, плюнул через плечо и поехал вперед. Девушки с других телег громко рассмеялись.
Дагулам пришлось заночевать в степи. Целых три дня они ехали вперед, пока старшие из лагеря не привели их к большому селу на берегу реки.
Там повторилось все то же, что и в степном городке. Сначала обычные дагульские ремесла, а в конце – диковинка. И люди вновь набили кошель дагульского главы серебряными монетами.
– Доедем до моря, а потом повернем на запад, – сказала старая дагулка. Дея кивнула. Таким маршрутом дагулы кочевали чаще всего: на лето они приезжали в Централ, а на зиму уходили на Запад.
Через три дня повеяло морским ветром. Дагулы шли вниз, по реке, а когда наткнулись на городок заготовщиков леса, остановились.
Все шло как обычно: гадания, ремонт инструментов и обуви, карманные кражи, в конце концов. Все, пока дело не дошло до старика под тканью.
Сначала люди подходили неохотно, но желающих становилось все больше. Был среди них и мужчина, чей взгляд сразу не понравился Дее. Он показался ей безумным, и девушка напряглась. Но не пустить желающего исцелиться она не могла.
Когда мужчина бросил монету и поднялся на телегу, он неожиданно выхватил кинжал.
Лезвие молниеносно опустилось на старика, и никто не успел отреагировать. Но металл отскочил от кожи, как от камня, и опомнившиеся дагулы тут же пустили в ход кнуты.
Безумца забрала стража. Она же хотела и дагулов разогнать, но толпа, увидев неуязвимость старика, только сильнее раззадорилась. Теперь люди верили, что получат исцеление за серебряную монету.
– Все хотят урвать благодать. Кто-то больше, чем положено, – сказал пожилой дагул с длинной дудкой, когда все вернулись обратно в лагерь.
– Наверное, дядя Баро.
Когда дагул ушел, Дея посмотрела на затянутую тканью повозку, а затем огляделась, будто боясь, что кто-то вновь набросится на старика с ножом.
Тогда девушка стянула ткань.
В старике ничего не поменялась. Там, где его ударили кинжалом, не осталось даже следа.
Порой ночами Дея долго смотрела на старика. И ей начинало казаться, что он дышит. Очень медленно, так, что любой попросту не заметит. Но если потратить достаточно времени, часа два, то можно услышать почти неслышимый вдох или выдох.
Старика нашла Дея. Отошла насобирать трав и наткнулась на него посреди цветочного поля. Сначала Дея не заметила старика, а когда увидела искореженное тело, не на шутку испугалась.
Окруженный яркими цветами, он совсем не двигался. Дея окликнула его – ничего не поменялась. Тогда она стала подходить все ближе и ближе, пересиливая страх, но старик по-прежнему не шевелился.
И Дея начала догадываться, что его душа покинула этот мир.
Посмотрев в небо, девушка тихо прошептала молитву Тэнгри. И только после этого посмела подойти к старику.
Дея прислушалась к дыханию, но ничего не услышала. Тогда она положила на плечо старика ладонь.
– Что?
Почувствовав что-то странное, Дэя сразу же убрала руку. Что-то произошло с ее ногой, которую девушка сильно ушибла, упав с коня три дня назад. Задрав юбки, Дея посмотрела туда – и не увидела большого синего круга на коже. Ушиб исчез, будто его и не было.
– Как так? – удивилась девушка.
Посмотрев на старика снова, она увидела красивые черты лица. Когда-то в молодости этот искореженный человек мог быть красавцем. Но что-то случилось, и его труп остался сидеть нетленным посреди поля.
Тогда Дея вернулась к дагулам и рассказала о старике.
– Полезно, – проговорил глава лагеря, когда больные дагулы по очереди излечились прикосновениями.
– Я его нашла! А значит, я буду на нем зарабатывать! – прокричала тогда Дея.
– Законы дагульские знаешь, – кивнул глава.
Так Дея стала ответственной за старика. Исцеление – ходовая услуга, поэтому вскоре она одна стала зарабатывать, как остальные женщины вместе взятые. Но Дея не жадничала. Две трети отдавала главе, да и остатками щедро делилась с дагулами.
– Кто же ты такой? – проговорила Дея, глядя на старика.
Если искореженный человек и вправду был жив, во что никто, кроме Деи, не верил, то ему не требовалась еда. Его тело не менялось, хоть дагулы и возили старика уже три месяца. А еще тело оказалось на редкость прочным.
Конечно, Дея слышала о сильных идущих-мудрецах, которые погружаются в долгие медитации. Но что насчет старика? Его тело так сильно пострадало, что Дея отказывалась верить в обычную медитацию. Выглядело так, будто перед смертью старик уселся в привычную для себя позу и испустил дух.
Но Дея верила, что искореженный человек все еще жив.
На утро дагулы отправились дальше. Через два дня они почти добрались до моря, и все шло своим чередом, когда в лагерь вернулся Мануш.
Дело было ночью. Лагерь будить не стали, но подняли главного.
– Вернулся, тато, и лошадей привел! – едва не прокричал Мануш, падая на колени.
– Вижу, – недовольно проговорил глава.
Лошади были красивыми. Те, которых Мануш привел в прошлый раз, и в подметки не годились этим. Любой на месте главы обрадовался бы, но он в молодости и сам водил коней. Поэтому знал – не к добру это.
Глава шагнул к лощадям и взглянул на клейма.
– Ты что, сучий потрох, наделал? Казенных привел?!
– Лошади отличные!
– Ай, беду на нас
