ваша обязанность. А в каком отделении лежать – мне по барабану!
ЗИНАИДА КАРЛОВНА. (С возмущением). Не больница, а проходной двор какой-то! Всякую шпану на лечение кладут. Возись с ними, нянькайся за смешную зарплату. Порядок в палате наведите! Я санитарку сейчас пришлю. Чтобы у меня палате всё блестело!
ЛЮБАША. Сделаем! Вы не волнуйтесь, пожалуйста!
Зинаида Карловна уходит.
ЛАРИСА ИВАНОВНА. (Со стоном к Вере). Как-звать-то тебя доченька?
ВЕРА. Веркой все зовут.
ЛАРИСА ИВАНОВНА. Имя, какое хорошее, Вера, Верочка, Верунька. Как же ты решила от ребёночка отказаться. Ведь это твоя кровиночка, твоя родненькая малюточка!
ВЕРА. Что я дура?! Отец ребёнка признавать не хочет, а я должна всю жизнь теперь горбатиться? Почему отцов, которые своих детей бросают, никто не осуждает? А матерей, что ещё пожить нормально хотят и не нагулялись – все готовы со свету сжить? Где справедливость?
ЛЮБАША. Это точно! Мужики часто пользуются неопытностью женщины в корыстных целях для самоудовлетворения. И справедливости в этом мире нет. Я вот тоже столько для людей добра сделала. И никакой благодарности в итоге! Одни гадости и претензии…
В палату входит прихрамывающая убогого и невзрачного вида санитарка Анечка с ведром и шваброй. Начинает прибирать палату.
АНЕЧКА. Здравствуйте. Можно я приберусь немного?
ЛЮБАША. Давай по-быстрому. А то врач ругалась. И мне постель заправь красиво.
ВЕРА. Стерва она, эта врач.
ЛЮБАША. Стерва или нет, а ссориться с ней не советую. Иначе вылетишь из больницы за нарушение режима. Кто тебя тогда кормить будет? Сама сказала, что жрать хочется.
АНЕЧКА. Зинаида Карловна – женщина суровая. Но ругать её не надо. Ей ведь тоже не сладко здесь работать. Больница маленькая, в нашем отделении всего пять женских палат и пять мужских. Заболевания у всех разные, а специалистов нет. Больные лежат вперемешку. Ей приходится во всех болезнях разбираться. Это сложно…
ЛЮБАША. Чего ты её защищаешь? Она тебе родственница?
АНЕЧКА. Нет. Я здесь только третий день работаю. Я сирота. Когда бабушка умерла, я оказалась на улице. Без дома и пропитания. Зинаида Карловна меня на работу взяла и разрешила жить в кладовке.
ЛЮБАША. Плохо, что не родственница. Помогла бы мне с ней договориться. Ладно, сама всё решу.
ВЕРА. Всё равно врачиха – дрянь. Была бы нормальная – согласилась бы мне аборт сделать. А так придётся рожать…
АНЕЧКА. Аборт – это грех.
Анечка подходит к Вере и внимательно ласково на неё смотрит.
АНЕЧКА. Можно я твой живот потрогаю?
ВЕРА. Это зачем?
АНЕЧКА. Хочу твоего ребёночка почувствовать.
ВЕРА. (Смеётся). Трогай, мне не жалко.
Анечка кладёт руки на живот Вере и закрывает глаза. Её губы что-то тихо шепчут.
Вера с удивлением смотрит на Анечку.
Любаша с любопытством подкрадывается и заглядывает через плечо Анечки.
Анечка открывает глаза и с улыбкой говорит.
АНЕЧКА. Девочка будет. Красивая такая, чёрненькая и умная.
ВЕРА. Ты откуда знаешь? Ты что – ходячий рентген-аппарат?
АНЕЧКА. Знаю! Нельзя тебе аборт делать. Надо рожать и растить потом дочку. Это твоя главная радость в жизни будет. Самое большое твоё счастье!
Вера отталкивает руки Анечки.
ВЕРА. Иди ты! Если такая умная – себе ребёнка засади, и сама его расти. Все советы дают! Если ваши поучения в деньги перевести, то я миллионершей стану!
ЛЮБАША. Я тоже считаю, хотите мне помочь – не морочьте голову советами, а дайте деньгами.
Лариса Ивановна стонет.
АНЕЧКА. (Вере). Тебе доченьку Бог послал. Нельзя от Божьего дара отказываться!
ЛАРИСА ИВАНОВНА. Правильно девушка говорит. Верочка, дорогая, одумайся. Рожай и расти своё чадо.
ВЕРА. Да пошли вы! Надоели! Заткнитесь!
Вера надевает наушники и включает плеер.
ЛЮБАША. Чего к девке пристали? Как захочет, так и сделает. Это её ребёнок, а не ваш. Я тоже не люблю, когда посторонние свой нос в мои дела суют. Есть такие любопытные люди, что им самое большое удовольствие в чужих проблемах копаться. Вот ты простая санитарка. Как ты узнала, что у неё будет девочка, да ещё и чёрненькая?
АНЕЧКА. Меня бабушка научила. Руки класть и молитву читать. Дальше всё само происходит.
Любаша толкает в бок Веру и ожидает от неё поддержки. Вера недовольно сдвигает наушники на шею.
ЛЮБАША. (Анечке). Ты хочешь сказать, что ты – экстрасенс?
АНЕЧКА. Никакой я не сенс и не экстра. Я не знаю, что это такое. Моя бабушка всегда в Бога верила и меня в вере воспитала. Она говорила, что к людям надо с любовью относиться и любовь свою всем дарить искренне, от души.
ЛЮБАША. Если ты такая необыкновенная, то, может, и от болезней лечить умеешь?
АНЕЧКА. Я обыкновенная и лечить не могу. Но помочь человеку и облегчить его страдания, боль снять – иногда получалось. Искренняя и честная молитва, если она из сердца идёт – большая сила!
ЛЮБАША. Тогда покажи нам какой-нибудь фокус. Вот на старушке, на Ларисе Ивановне, например!
Ларисе Ивановне стонет. Анечка подходит к ней и начинает гладить.
АНЕЧКА. Где у вас болит?
ЛАРИСА ИВАНОВНА. Не слушай её, доченька. Не надо никаких фокусов. Мне бы помереть быстрее.
АНЕЧКА. Когда помирать – это Господь решает. Мне так бабушка всегда говорила.
ЛАРИСА ИВАНОВНА. Вот я и жду, когда он меня призовёт. Но только что-то не зовёт, медлит. Я уж совсем измучалась от болей. Врачи тоже не знают точно – то ли это язва, толи обострение гастрита. Надо какие-то сложные анализы делать. А оборудования такого в нашей больнице нет. Надо в область ехать.
АНЕЧКА. Вы полежите спокойно, а я помолюсь.
Анечка кладёт руки на живот Ларисе Ивановне, закрывает глаза и начинает что-то тихо шептать. Лариса Ивановна вначале стонет, но затихает. Любаша подходит к Вере и хихикает.
ЛЮБАША. Во даёт санитарка! Молодая, а мошенничает так профессионально, что можно поверить. Где и когда научилась? Даже я в её годы так грамотно дурить людей не умела! Сейчас немного нам наврёт, а потом денег просить будет.
ВЕРА. Ты откуда знаешь?
ЛЮБАША. Уж мне-то не знать! Я в этих делах – профессор! Смотри, как искренне притворяется. Даже свет от неё какой-то исходит. Грамотно у неё получается! Но меня такими фокусами не проведёшь.
ВЕРА. А мне показалось, что она не врёт.
ЛЮБАША. Это потому, что ты сама молодая и глупая.
Анечка открывает глаза и отходит от Ларисы Ивановны.
АНЕЧКА. Ну как?
ЛАРИСА ИВАНОВНА. Полегчало. Боль впервые прошла