и вообще, ни есть, ни пить – ни малейшего желания.
Мы присели на диван. И тут я вдруг разревелась: сегодняшние события дали о себе знать. Вот сижу здесь, живая-здоровая, рядом с мамой. А Олька… Её больше нет, мы с ней никогда не встретимся. А Лёлькина мама? Как она теперь? Даже думать об этом не могла – ревела и ревела… Мама ничего не говорила – только не переставая гладила по голове.
Сказать маме про письмо или нет? В принципе, ничего особенного написано не было… Но вдруг она будет волноваться, что меня это как-то коснулось? Всё-таки письмо передано было мне… Ладно, пока не скажу. Впрочем, Олькиным родителям, наверное, нужно.
– Мам, я схожу к тёте Свете?
– К Олиной маме?
– Ну да.
– Даже не знаю, – неуверенно произнесла мама, – ей сейчас наверняка не до приёма гостей.
– Я всё-таки схожу.
– Ну… Если считаешь, что нужно…
Мама не стала настаивать на своём. Характер у неё мягкий – не то что у меня. «Ты вся в папу», – часто твердила она.
Это точно. Папа у меня военнослужащий, офицер. Я считаю так: строгий, но справедливый, с чувством собственного достоинства и чести.
«Такая же целеустремлённая, – добавляла мама, – только цели и интересы часто меняются, как и цвет твоих глаз».
Ну, уж и не знаю… Все поступки, которые я совершала, казались мне логически обоснованными. И цели на ближайшее время для себя распределила. Про глаза – это верно. Есть у меня такая прикольная особенность – глаза-хамелеоны. Ребята восхищались, девчонки завидовали. А мне самой это доставляло определённые проблемы, самая главная из которых – то, что нужно иметь множество разной косметики. Трудно предугадать, с каким цветом глаз придётся выйти в люди: с карим, зелёным или голубым.
Я вышла из дома с конвертом. Отдам Олиной маме, и та пусть сама решает, что с ним делать.
Строиловы жили недалеко – минут пять пешком.
Вот и знакомый дом, Лёлькин подъезд. Как страшно заходить: в квартире её нет и уже никогда больше не будет.
Немного посидела на скамейке.
Дверь вдруг открылась, и из подъезда вышел… Олькин родной отец! Меня он вряд ли помнил, прошёл мимо. Забыла, как его зовут, а потому просто крикнула вслед:
– Подождите, пожалуйста! Я Олина одноклассница!
Мужчина обернулся:
– Это вы мне?
Подбежала к нему:
– Да. Извините, я не знаю вашего имени…
– Михаил Иванович, – представился Олин отец.
– Очень приятно, – ответила я, – меня зовут Настя, мы с Олей учились в одном классе.
– Приятно познакомиться, – вежливо ответил мужчина. Было видно, что он не понимал, зачем его остановили.
Я не знала, что обычно говорится в таких случаях, потому сразу перешла к делу:
– Оля перед смертью передала мне конверт. Сказала вскрыть пятнадцатого марта. Вот я сегодня и открыла.
Михаил Иванович побледнел и произнёс:
– Давай-ка присядем, и ты мне всё расскажешь.
Я ему сообщила, как Лёлька передала мне конверт.
– А где же письмо? – поинтересовался Олин отец.
Я передала ему конверт – пусть сам читает.
– И кличку-то себе какую подобрал, – задумчиво произнёс Михаил Иванович, дочитав. – Что она означает?
– Не знаю.
– Какой повод для шантажа здесь упоминается?
Я в ответ лишь пожала плечами.
– Можно мне оставить письмо себе?
– Конечно. Честно говоря, я так и не решила, куда лучше отнести конверт – следователю или Олиной семье.
– Я сам поговорю со следователем.
Ну вот. Вроде всё сделала правильно. Теперь можно возвращаться домой.
– Пойду, наверное, – неуверенно произнесла я.
– Да-да, разумеется. Спасибо тебе.
Я ушла, оставив Олиного отца сидящим на скамейке.
В школе только и разговоров было, что о трагедии с Олей Строиловой. После вчерашнего все более-менее пришли в себя и уже могли обсуждать случившееся. Нас больше никто не допрашивал. Однако классная всё же провела нравоучительную лекцию. Пригласила психолога, которая втирала нам о непростых отношениях между родителями и детьми, об особенностях переходного возраста и всё в таком духе.
Странно, а почему о группах смерти ничего не сказали? Может, Михаил Иванович ещё не успел никому сообщить о предсмертной записке? Тогда и я помолчу пока.
Желание найти упомянутую в письме группу меня никак не оставляло. Несколько дней оно точило меня. Наконец, я включила компьютер, зашла на свою страничку в социальной сети и с лёгкостью отыскала «Один шаг в вечность». Аж мурашки побежали по спине: группа есть, а Лёльки уже нет. Хотя… в подписчиках ещё числится, но страница удалена.
А вот и админ с ником Велиал. Быстренько ввела в поисковик это слово – фу, какая мерзость[1]. Не удивительно, что всё так трагично закончилось. Зашла на админовскую страницу. Ничего, аватарка симпатичная. Но ведь вовсе не факт, что это его настоящая фотка. И это из-за него теперь Лёльки нет.
Сразу возникла идея разоблачить эту гадину. С чего же начать? Немного подумав, добавилась в группу «Один шаг в вечность». Посмотрела посты: да уж, мрачновато тут…
Ух ты! Запрос на добавление в друзья от Велиала! ОК, примем.
И тут мне вдруг стало реально жутковато: дружба с этим типчиком довела Лёлю до самоубийства. Что ждёт меня? А если не справлюсь?
Компьютер выключила: страшно… Завтра выходной – вот на свежую голову и обмозгую всё ещё раз. Может, план какой придумаю.
У папы на работе было очередное усиление – домой придёт только завтра. У него всё время то усиление, то физо, то стрельбы, то лекции, то проверки, то что-то ещё.
И всё-таки я хочу пойти по стопам отца. Поступлю в военный универ. С физрой проблем никогда не было. Да и по основным предметам высокие баллы.
«Ты как пацанка, – часто говорила мама, – я тебе вон сколько юбок и платьев накупила, а ты из джинсов не вылезаешь. И постриглась, как мальчишка. У тебя такие красивые каштановые волосы, а ты взяла и отрезала их.
Я, конечно, пыталась ей доказать, что в военном универе мне будет проще с короткой стрижкой. Но куда там! Мама же всегда хотела кукольную принцессу, а не солдата в юбке. Только она не понимает: как я могу надеть купленные ею платья? Они, в основном, все открытые, без рукавов. А у меня все плечи обсыпаны веснушками – наследство от папы. Ужасно стесняюсь.
Лёлькина тайна никак не выходила у меня из головы. Ну что такого могло быть секретного у неё, из-за чего даже умереть лучше? Может, ничего особенного, а она раздула из этого тайну вселенского масштаба? Тоже надо бы выяснить. Но как? Если только среди её вещей что-нибудь обнаружить. Тогда непременно
