Книга Ошибка Бога времени - Инна Бачинская

Женщина в распахнутой норковой шубке вошла в вестибюль жилого дома номер двенадцать на улице Чехова, прошла мимо консьержки, не замедлив шага, не ответив на почтительное приветствие толстой сонной девахи, выглянувшей из окна кабинки. Споткнувшись на первой ступеньке, ухватилась рукой за перила, с трудом удерживаясь на ногах. Сверху навстречу ей спускалась пожилая дама с рыжей пушистой собачкой на поводке. Она смерила неодобрительным взглядом женщину в норковой шубе, которая почти висела на перилах, опустив голову, словно прятала лицо или пыталась рассмотреть что-то на полу. Ощутив сильный запах спиртного, дама поморщилась, вздернула подбородок и прошла мимо, не поздоровавшись. Собачка собралась обнюхать мех, пахнущий улицей и снегом, но хозяйка дернула за поводок, и песику ничего не оставалось, как побежать следом.

А женщина в норковой шубке, словно собравшись с силами, стала подниматься по лестнице, останавливаясь через каждые две-три ступеньки и надолго застывая. Казалось, она мучительно пыталась что-то вспомнить. Поднявшись на третий этаж, женщина долго копалась в сумочке в поисках ключа, вываливая на коврик у двери всякое добро вроде квитанций, перчаток, блестящих тюбиков губной помады, монеток. Найдя ключ, она долго не могла попасть в замочную скважину – так дрожали руки. Наконец ей удалось отпереть дверь, и она вошла в темный длинный коридор, постояла минуту-другую, нашаривая выключатель. Захлопнула за собой дверь, так и не подняв выпавших из сумочки предметов.

В коридоре она сбросила шубу на пол, переступила через нее и пошла в гостиную. Движения ее напоминали движения автомата. Свет в гостиной она не зажгла, и там было почти темно. Она добралась до тахты, тяжело рухнула на нее. Повозившись, свернулась клубком, накрылась с головой пледом и закрыла глаза. В комнате стояла та особая тишина, которая бывает в пустых квартирах. Неясные звуки доносились извне, тикали старые высокие часы с башенкой, стоявшие в углу, – мерный глухой звук, который тут же подхватывало короткое быстрое эхо. Маятник, как светлый луч, ритмично скользил взад-вперед и казался живым. Женщина представляла себе, как сыплются горошины в жестяной таз, одна за другой, долго, бесконечно и безнадежно. «Часы, – подумала она, – как громко… громко…»

Она не знала, сколько прошло времени. Поздний вечер перешел в зимнюю ночь, подсвеченную неверным светом городских огней. В темноте выделялись длинные серые прямоугольники окон. Женщина отбросила плед, села, опустив ноги на звериную шкуру на полу. Потом, словно приняв наконец решение, подошла к серванту, открыла нижнюю дверцу, достала узкую продолговатую коробку. В коробке лежали разноцветные ароматические свечи. Она закрыла дверцу серванта, положила коробку на пол. Двигаясь на ощупь, по-прежнему не зажигая света, принесла из кухни спички и несколько обычных стеариновых свечей, которые держат на всякий случай в любом доме. Достала из коробки лиловую свечу, чиркнула спичкой. На стене, как в китайском театре теней, возникла громадная узкая колеблющаяся человеческая фигура с непомерно большой головой. Наклонив свечу, женщина накапала воска на пол, поставила свечу в мутную горячую лужицу. Достала другую, желтую, снова накапала воска на темный блестящий паркет, вдавила свечу в лужицу. Еще одна свеча, еще и еще… По комнате поплыли удушливые ароматы сандала, ванили, лаванды. Трещали фитили, метались по стенам тени… Одна, две, три – тринадцать горящих свечей, тринадцать неверных оранжевых языков пламени… Светящаяся дорожка через всю комнату…

Женщина стояла на пороге комнаты, рассеянно глядя на свечи. Они напомнили ей елочные свечи из далекого детства… Новый год, нетерпеливое ожидание, радость, какие бывают только в детстве, когда веришь в чудо, Деда Мороза и Снегурочку, в то, что исполнятся все желания… Ей даже почудился запах мандаринов и хвои… Она втянула воздух – нет, показалось. Ароматы горящих свечей причудливо смешались, и в комнате стало трудно дышать.

Две свечи она поставила на пороге ванной комнаты, еще две – на туалетном столике. Они отразились в зеркале, и стало казаться, что их не две, а четыре. Женщина открыла кран и стала неторопливо раздеваться. Роняла одежду на черно-белый кафельный пол. Ей пришло в голову, что такие полы бывают в операционных. Некоторое время она сосредоточенно рассматривала белые и черные квадраты. Потом, обнаженная, подошла к зеркалу. Из-за дерганых бликов огня что-то ведьмовское чудилось в ее облике. Запавшие глубокие глаза, угрюмая усмешка… острые ключицы, темные соски, глубокая впадина пупка… Она потянула ручку зеркального шкафчика, долго искала что-то внутри, роняя в раковину умывальника разную мелочь, достала наконец некий предмет, который с легким стуком положила на мраморную столешницу. Принесла из гостиной высокий стакан с коньяком. Все так же не торопясь, ступила в горячую воду. Через открытую дверь ей была видна дорожка из свечей. Она взяла стакан с теплым коньяком и, морщась, стала пить мелкими глотками. Допила до дна, вытянула руку, разжала пальцы. Стакан упал на пол, разлетевшись вдребезги, чего она просто не заметила. Она лежала в горячей воде, чувствуя затылком жесткий холодный край ванны… Взгляд ее был прикован к ярким расплывающимся огням свечей. Она вытащила из воды тяжелую левую руку, некоторое время рассматривала покрасневшую кожу, словно вспоминая, что нужно делать… Потом провела бритвой, зажатой в правой руке, по внутренней стороне запястья, там, где бились тонкие голубые жилки… Боли она не почувствовала; смотрела рассеянно, как темные струйки, заскользившие по руке, мгновенно окрасили воду сначала в розовый, затем в ярко-красный цвет…

Словно испугавшись того, что сделала, она спрятала руку под воду. В какой-то миг она ощутила легкое дуновение холодного воздуха на своем лице, услышала неясный шум в комнатах и увидела тень, мелькнувшую в дверном проеме…

Кто-то большой, черный стоял там и смотрел на нее провалами глаз, кто-то, кого она уже не могла ни узнать, ни удержать в гаснущем сознании. Она попыталась улыбнуться этой тени и сказать, что все хорошо, но не удержать было тяжелые веки, глаза ее закрылись, а когда открылись снова, в дверном проеме уже никого не было. Только знакомый уже сквознячок мазнул по лицу и дернулось пламя свечей.

Ей действительно было хорошо. Казалось, что она, невесомая и прозрачная, летит в теплом густом воздушном потоке… Летит на далекий призывный свет, зная почему-то, что там – покой и прощение.

«Свет, – подумала она, – свет… сколько света… огонь… жизнь…»