управимся мы к будущей зиме. Клади на Россию полгода.
К у л и к о в (в раздумье). Большая страна! В нашей губернии под лесом шестьсот тысяч десятин. Большая страна!
В а в и л о в. А потом Европа… вся заграница… придется на одну Африку год стратить. Хотя в ей негры сплошь. Они голые ходят. Это народ угнетенный. Негры скорей пойдут. Вот Антон Петрович быстро бы прикинул. Он про все страны знает. По этой части особые книги читал.
Л е н к а. Конечно, кто постарше — тому бы поскорей интересно. А мне всего шестнадцать лет — я увижу. Подождать и лишний годок можно.
Часы-ходики бьют двенадцать. Когда отзвучал последний удар, на паровозе раздается голос машиниста Гусева: «Ленка… твоя смена…» Ленка нахлобучивает шапку и почти бегом уходит в дверцу, соединяющую площадку с паровозом.
В а в и л о в. Вот приедем в Москву — в ремонт станем. А может, и в Питере ремонтироваться будем. Бывал ты в Питере?
С у с л о в. Нет, Федор Матвеевич. Я, оно сказать по правде, только вот теперь землю повидал. Никуда раньше не ездил.
Со стороны паровоза, слева, выходит Г у с е в.
Г у с е в (Журбе). Ты хорошо заправил топку, Зиновий?
Ж у р б а. Хорошо, Антон Петрович.
Г у с е в. Тогда ложись спать. (Обращаясь к остальным.) Кто у нас ноне дневальный?
С у с л о в. Я, Антон Петрович.
Г у с е в. Тогда часа через полтора заправишь еще уголька. Тебе уж придется, а то кочегару смены пока нет: комплектоваться будем в Москве. (Снимает с себя рубаху и проходит в угол — к ведру. Позвав жестом Сико, просит слить на руки. Долго моется.)
С у с л о в. А много еще до Москвы, Антон Петрович?
Г у с е в. Со следующего разъезда двести восемьдесят две версты. Ну, а ехать, конечно, как поедем.
С у с л о в. А все-таки послезавтра будем?
Г у с е в. Опять же как поедем. (Обращаясь к остальным, вытираясь.) А вы чего спать не ложитесь? Ночь ведь! (Смотрит на часы.) Первый час. Пошли, пошли, ребята, завтра делов много!
Один за другим поднимается команда и устраивается на шинелях по углам. Остаются сидеть только дневальный Суслов и Гусев.
Г у с е в. Курить у тебя есть, Степа?
С у с л о в. Есть, Антон Петрович, в Козлове разжился. Закуривайте.
Гусев берет кисет и закручивает козью ножку. Суслов пристально смотрит в угол, затем идет туда и возится у патронного ящика. Что-то звенит. Быстро прячет за ящик какой-то небольшой предмет.
Г у с е в (оборачивается). Ты чего там, Степа?
Суслов смущается, отдергивает руки и, неестественно улыбнувшись, тихо смеется. Неловкая пауза. Гусев смотрит на Суслова — не понимает.
С у с л о в (ищет выход из положения, наконец находит и почти радостно скороговоркой выпаливает). Хотел у вас спросить, Антон Петрович. Понимаете, какое дело — домой подарок везу. В Козлове на рынке сменял: рубаху отдал! Хочу мамане… Пущай в избе висит.
Г у с е в. А чего купил-то?
С у с л о в (достает из-за патронного ящика портрет человека в старинном костюме со шпагой). Вот — смотрите.
Г у с е в. Это кто же такой?
С у с л о в. Тот старичок, что мне продавал, так объяснил: портрет, говорит, этот старинный — вождя народного, только не нашего — английского. Там революция тоже в свое время была. Короля, что ли, своего они выгнали. Вот этот вел народ за собой! Карл Иванович их звать. Фамилию мне старичок не сказал.
Г у с е в (трогает пальцем портрет). Маслом писанный. Хороша штучка, работа тонкая. Раньше очень этим занимались. Теперь, конечно, труднее, потому что художник, так он не кисточкой, а больше пулеметом по врагу рисует. (Присматривается к портрету.) Верующий был человек, твой Карл Иванович: вишь — крест какой на груди?
Пауза.
Читал я в свое время про их дела: была революция в Англии, факт. Кронвелем ихнего предводителя знаю. А этого — не знаю.
С у с л о в. Карл Иванович. Может, слыхали? Из мясников, наверно. Видите: баран у него на цепочке висит? Не слыхали: Карл Иваныч?
Г у с е в (отрицательно качает головой). Нет… Ну ладно, дежурь. И я на покой пойду. Комиссар не заходил?
С у с л о в. Минут двадцать, как ушел спать.
Гусев кряхтя встает, уходит в дверь направо. Суслов ждет, пока он уйдет, затем встает, оглядывается, смотрит на товарищей. Снова идет в свой угол. В это время раздается тяжелый вздох. В углу приподнимается Сико. Суслов хватает стоящую у патронного ящика балалайку и как ни в чем не бывало начинает наигрывать какую-то песенку. Мурлычет себе под нос слова. Сико не спит: его душит кашель, тяжелый чахоточный кашель. Он слушает игру Суслова. Суслов играет, как бы не замечая Сико.
С и к о. Красиво…
С у с л о в (ухмыляется и отвечает значительно). М-да! Интересная музыка. (Продолжает перебирать струны.)
С и к о. Ты хорошо играешь.
С у с л о в (соглашается). Очень! (Смотрит на Сико.) Спи, Сико. Тебе-то покой больше всего нужен.
Сико снова ложится и поворачивается лицом к стене. Суслов встает и, продолжая играть, подходит к углу. Не выпуская балалайки и не переставая играть, смотрит на портрет. Улыбается.
Вот житуха была небось у тебя, Карл Иванович? (Кладет на место балалайку. Осматривается. Тишина. Тогда он снова лезет за патронный ящик и возится там.) Еще разобьется…
Вдруг поезд тормозит. Предметы слегка закачались.
(Вскакивает, подбегает к амбразуре, смотрит в темноту.) Что такое?
Л е н к а (выглядывая в окошко). Подойди сюда!
Подходит б у д о ч н и ц а.
Ну, а теперь громче говори.
Б у д о ч н и ц а. Понимаешь, товарищ, это дело було ще, когда свит бул. Так я гусив гоняла на вирхний пруд, потому там вода чище…
Л е н к а. Длинный рассказ, гражданка!
Будочница хочет что-то сказать.
Подожди, я тебя все равно не пойму. Вот с тобой наш комиссар поговорит. Дневальный, зови комиссара.
С у с л о в (отрывается от амбразуры). Щас!
В дверях стоит к о м и с с а р бронепоезда Л о с е н к о.
А я за вами, товарищ комиссар.
К о м и с с а р. Что такое?
С у с л о в. Поговорите с будочницей. Красный огонь дала: поезд остановили.
К о м и с с а р (быстро подходит к амбразуре, высовывается и кричит). В чем дело, мамаша?
Л е н к а. Иди, иди, вон комиссар наш.
Б у д о ч н и ц а. Здравия желаем. Так я уже казала, що як я — тады еще свит бул — гусив гоняла на верхний пруд, потому там вода чище; воны, подлюги, люблять чистую воду…
К о м и с с а р (с досадой). Знаю я про гусей. Только не думаю, чтобы они поезда останавливали.
Б у д о ч н и ц а. Не, не то. Как влизла я на бугорок — а с его усе видать, с бугорка — бачу: в лощине конные едут, вроде ховаются, да к лесу, к лесу усе больше. Вот и думаю: чего б это хорошим людям от народу ховаться? И коляски у их були… с орудиями…
К о м и с с а р. А может, так надо. Ишь какая… какой стратег нашелся.
Во время беседы в вагон слева вошли к о м а н д и р и п о л и т р у к.
Спасибо все-таки. Давай, Ленка, ходу.
Б у д о ч н и ц а. Счастливого
